Башня. Новый Ковчег 5

Иосиф Давыдович смотрел на их силуэты, видневшиеся в коридоре, и думал, что они сейчас вернутся, и он попытается объяснить им, что готов к смерти, что не надо беспокоиться, не надо его спасать. Он слишком стар, слишком устал. Он прожил очень длинную жизнь. В голове замелькали образы, словно фильм, поставленный на перемотку. Кадры следовали один за другим в хронологической последовательности. Тёплые бабушкины руки, пахнущие сдобой. Лохматый пёс Тузик, скалящий в страшной и одновременной доброй улыбке розовую пасть. Огромное, насколько хватает глаз, одуванчиковое поле. Летящие в яркую голубизну высокого неба парашютики-семена. Лысый бутончик одуванчика в руках маленького мальчика. Цветок уже умирает, но его короткая жизнь прошла не зря — на следующий год десятки, а может сотни других одуванчиков взойдут на этом поле, и в каждом из них будет часть души этого, уже поникшего в детской ладошке.

Потом перед глазами встала их квартира в Башне, не слишком высоко, но и не на нижних ярусах. Огромное окно общего коридора, за которым дышал и ворочался серый, тяжёлый океан, вскипающий пеной волн. День рождения, когда мама подарила ему книгу — настоящую, бумажную, с яркими рисунками. Выпускные экзамены и вручение диплома — как гордился тогда юный Иосиф своим дипломом с отличием, теперь он настоящий учитель. Первый урок — несколько десятков пар детских глаз, в которых читалась настороженность и любопытство. И своё волнение — справится ли? Дерзкие выпады Сеньки Шалимова, сколько он ему нервов тогда помотал, страшно вспомнить. Тоненькая, зелёная ученическая тетрадь Валюши Панченко, исписанная круглым аккуратным почерком. Любимая троица — бесконечные споры, насмешливый Борька Литвинова, замкнутая и закрытая Аня Бергман, любопытный Пашка Савельев с вечными вопросами. Ещё сотни, тысячи учеников, тетради с проверочными работами. Склоненная ему на колени голова взрослого Павла Савельева, поседевшая, покаянная. О чём он думал, тогда уже глава Совета, уткнувшись в морщинистые руки своего учителя? Иосиф Давыдович хотел думать, что он знает о чём…

Всё это промелькнуло в голове старика за какие-то считанные секунды. Фильм, просмотренный им получился хороший, длинный. Вот-вот по экрану поползут последние титры, выскочит надпись «конец», кончится плёнка…

Вернулись парень с девушкой. Хотя теперь, при более близком рассмотрении Иосиф Давыдович назвал бы их скорее мальчиком и девочкой: от них обоих просто веяло юностью и свежестью — наверно, только-только закончили школу. Они были красивы, как, впрочем, все дети, но не только — решимость спасти его, спасти во что бы то ни стало, делала их лица прекрасными и одухотворёнными. И было кое-что ещё… Иосиф Давыдович усмехнулся, вгляделся повнимательней. Да, сомнений быть не могло. Он уже видел это невидимое другим свечение, оно то становилось ярче, когда двое приближались друг к другу или сталкивались взглядами, то слабело, но не гасло, а горело дрожащим, неровным огоньком. Свечение было совсем бледным, едва появившимся, ни мальчик, ни девочка ещё не осознали его, не поняли и только чувствовали, наверно, смутное волнение или даже раздражение. Но свечение точно было. И старому учителю стало тепло, словно кто-то укрыл его толстым ватным одеялом.

— Иосиф Давыдович, давайте я вам помогу, — девочка сунула под мышку его тощий свёрток, а мальчик, подошедший с другой стороны, подставил плечо.

Иосиф Давыдович хотел сказать им, что не стоит, что его жизнь, сколько там её осталось, уже не важна или не настолько важна, чтобы подвергать других риску, но поймал их взгляды и… не смог.

Не потому что струсил. Он не хитрил с собой, он действительно был готов к неизбежному концу. Но он понял, что его спасение нужно не ему, а им. Этим детям. Чтобы то тонкое свечение над ними, которое он скорее почувствовал, чем заметил, не погасло. Никогда не погасло.

Глава 1. Сашка

Никогда ещё Сашка не чувствовал себя таким клоуном, как сегодня. Да, именно клоуном — в белой, тщательно отутюженной рубашке, непривычно сдавливающей шею так, что, казалось, ещё чуть-чуть и он задохнется, в узких тесных ботинках, в круглых зеркальных мысках которых отражались хрустальные подвески люстр, брильянтовые капельки дамских колье и золотые запонки их кавалеров, и в смокинге, до невозможности неудобном и жёстком. Смокинг был сшит по тщательно снятым меркам у одного из самых престижных портных, но всё равно безбожно сдавливал плечи и спину, заставляя Сашку помимо воли вытягиваться в струнку и держаться неестественно прямо.