Башня Тишины

Он ничего не ответил, но глаза их встретились, и Джоанне показалось, что он то и дело порывается сказать ей правду, раскрыться. Но Джоанна знала, что ему лучше этого не делать, иначе она снова поверит сладким речам экс-кудесника. И вдруг Антриг, тяжело вздохнув, пробормотал:

— Ладно, так тому и быть.

И тут ее понесло — контролировать себя она больше не могла.

— У тебя все будет в порядке? — спросила она, хотя минуту спустя поняла, что глупее вопроса она при всем желании не могла задать.

Он улыбнулся какой-то блуждающей улыбкой.

— О, да, — рука его со стуком поставила чашку на пол, — до тех пор, пока я буду держаться подальше от Совета Кудесников. Извини меня, Джоанна… Но эта отметка на стене… Метка на стене…

Глава 19

Он проснулся, когда уже давно стемнело. Джоанна равнодушно сидела в удивительно неудобном сером кресле. В голове у нее была полная пустота, тело казалось чужим. Сейчас она и сама с трудом верила в то, что еще утром проснулась в одной из комнат Летнего дворца, что каких-нибудь четырнадцать-пятнадцать часов назад сидела на бархатном сиденье кареты регента, а сам Фарос плакал, рассказывая о незавидной участи своего отца. Казалось, что все это происходило не с ней, а с кем-то другим, что все это ей привиделось или она узнала это из какого-то дурацкого телефильма.

В какой-то степени, подумала Джоанна, все именно так и случилось.

Дневной зной давно схлынул. Гостиная была погружена во мрак, только из кухни падал сюда свет. Через открытую дверь доносился запах хлорки — должно быть, от пруда, ведь вода, напускаемая туда, предварительно обеззараживалась. Но ночь была теплая.

Тут до ее слуха донесся шорох — это зашевелился Антриг. Он открыл глаза, тяжело дыша. Немигающий взор чародея вперился прямо в Джоанну.

— Извини меня, Антриг, — пробормотала она. Как глупо это звучало.

Виндроуз попытался встать с дивана, но не смог. И это вполне было понятно — руки и ноги его были плотно опутаны крепким капроновым шнуром, который Джоанна вытянула из своего кошеля. Этот шнур она взяла еще, в Сан-Серано, словно предчувствуя, что он может пригодиться ей. Впрочем, подумала девушка, он никак не должен разорвать веревку, она крепкая. Да и все равно у него нет сил — уж она-то знала, как раскалывается голова после снотворного. Глаза Антрига, устремленные на нее, не выражали почему-то удивления, но были полны ужаса и отчаяния.

— Керис как раз созывает Совет Кудесников, — поспешила «обрадовать» Виндроуза Джоанна. — Он сказал мне, что у него есть для этого какая-то лайпа. Я, правда, понятия не имею, что это такое.

Его голова в изнеможении откинулась на подушки дивана. По телу его прошла судорога, но он закрыл глаза, и на его лице отразилось нечто вроде облегчения.

— Что такое? — удивилась Джоанна. — А чего же ты тогда ожидал?

Веки экс-кудесника дрогнули, но так и не открылись. Губы его неслышно прошептали:

— Солтериса.

Горечь наполнила душу девушки, когда она вспомнила, как архимаг здоровался с этим человеком перед тем, как войти с ним в сарай. Ее голос опять задрожал:

— Но ведь ты не хуже меня знаешь, что Солтерис мертв.

— Ты видела это? — Широко раскрытые глаза Антрига смотрели на нее в упор.

— Конечно, я не видела, как ты его душил. Но кое-что мы все-таки заметили, будь спокоен.

Из груди Виндроуза вырвался вздох. И все-таки, подумала Джоанна, дважды два — это действительно четыре.

— Но зато он все успел нам рассказать, — заверила она чародея.

Он дернул головой с такой силой, точно его укусила оса. Лицо его стало белее бумаги. Даже при скупом свете из кухни Джоанна хорошо видела, как по его щекам и носу текли струйки пота.

— Что он сказал вам? — хрипло поинтересовался Антриг, глядя на девушку почти испуганно.

— Кто ты на самом деле?

— И кто я тогда… — Его глаза расширились, когда он понял, что она имеет в виду. И он тихо сказал: — Нет. Джоанна, нет.

— Как ты сам понимаешь, мне нет смысла обманывать тебя.

— Зато у него было полно причин для этого. Джоанна, неужели ты не понимаешь? Когда Сураклину в последний раз удалось ускользнуть — он вышел из тела, в котором была его душа — из тела, которое было сожжено потом в Кимиле архимагом и церковью двадцать пять лет назад, — то для спасения он избрал не мое тело. Не мою сущность.

— Но тогда для чего он обучил тебя всему, что знал сам?