Бастарды культурных связей. Интернациональные художественные контакты СССР в 1920–1950-e годы

У Фриды не было больших общественных или политических амбиций по части собственного творчества: ее холсты и рисунки были дневником, в котором она регистрировала события своей жизни. Счастливое время — двойной портрет «Фрида и Диего Ривера» (1931), потеря ребенка — «Больница Генри Форда» (1932), измена — «Несколько царапин» (1935), развод — «Автопортрет с обрезанными волосами» (1940), мечта о любви — «Диего и я» (1944), история о физической боли и изменах мужа — «Сломанная колонна» (1944). Дневник, который она начала вести в 1942 году, художница заполнила рисунками и стихами, превратив этот личный документ в произведение искусства.

«Раненый стол» был создан Фридой в 1940 году, на пике ее карьеры: в 1938 году в Нью-Йорке прошла ее первая международная персональная выставка, в 1939-м — выставка в Париже. Впервые картина была показана в январе 1940 года на Международной выставке сюрреализма в Мехико. В этой работе художественный метод Фриды — смешение мифов, отсылок к фрейдизму, к современной литературе и собственной, личной символике — находит наиболее полное выражение. Это двойной автопортрет, она изображает себя дважды: в своем излюбленном платье теуаны (традиционном женском одеянии региона Теуантепек на юго-востоке Мексики) и в виде стола на человеческих ногах, покрытого кровоточащими ранами. Рядом со столом изображены племянники художницы, дети ее сестры Кристины — Исольда и Антонио, и питомец Фриды — олененок Гранизо. За столом — Иуда, традиционная фигура из папье-маше для шествий Страстной недели, последней недели Великого поста; сама Фрида, изображенная без рук; справа от нее — глиняная статуэтка в стиле наярит и карнавальная фигура Смерти из проволоки и гипса. Все эти фигуры — из ее личного «символического словаря»: фигура Иуды для Фриды была метафорой суицидальных мыслей, старинная доколумбова статуэтка — старой истории, которую она никак не могла забыть, Смерть — о ней она думала «слишком часто»[220]. Изначально теуана-Фрида «носила» настоящие драгоценности. На снимках картины, сделанных в разное время, хорошо видно, что на ней были разные ожерелья — их прикрепляли к доске через небольшие отверстия, просверленные в картине. Ученик Фриды Артуро Эстрада вспоминал, что он видел картину в доме Кало и что на теуане тогда было нефритовое колье[221].

^{Фрида Кало и ее картина «Раненый стол». Фотограф Бернард Зильберштейн. 1940. Фонд Б. Зильберштейна}

Именно эту работу Фрида по приглашению Уманского и Мексиканско-русского института решила подарить Советскому Союзу, или, как говорила она сама, «музею в Москве»[222]. Этот подарок носил для нее личный характер: преданная коммунистка, любовница Троцкого в 1937-м и сталинистка в 1950-х, переживавшая смерть Сталина как личное горе, она верила в СССР, любила русский язык и создавала собственные шифры на основе кириллицы. Иногда она подписывала свои работы и письма по-русски: «ученица», «саджа». Картину «Раненый олень», подаренную ее другу режиссеру Аркадию Бойтлеру и его жене Лине на свадьбу, она подписала именно так — «саджа»[223], красивым редким словом, которому, возможно, Бойтлер ее и научил[224].

Можно предположить, что «Раненый стол» из всех подаренных произведений доставил советским функционерам от культуры больше всего хлопот: большую картину, написанную на мазоните, невозможно было «снять с подрамника и сдать на хранение в музей им. Пушкина».

В отличие от остальных работ, судьбой которых никто не интересовался, картина Фриды периодически становилась предметом официальных запросов и следующей за ними переписки. В первый раз работу запросили на выставку мексиканского искусства 1952 года в Лондоне — и советские власти не возражали против этой выдачи, но стоимость транспортировки оказалась слишком высокой, и посольство Мексики, которое должно было покрыть эти расходы, отказалось от этой идеи. Второй раз о картине вспомнили в 1953 году, во время переговоров о возможном приезде Фриды Кало в СССР. МИД СССР уведомил ВОКС, что «23 февраля 1953 г. Фрида Кало, жена известного мексиканского прогрессивного художника Д. Ривера, в беседе с послом СССР в Мексике тов. Капустиным А. Н. сообщила, что Д. Ривера заканчивает писать портрет И. В. Сталина. Ф. Кало хотела бы лично привезти портрет этот в Москву и просила оказать содействие для поездки летом текущего года. Тов. Капустин указывает, что Ф. Кало является художницей футуристического направления. Известно, что в 1948 г. она прислала в дар ВОКСу свою картину. По сообщению т. Капустина, желание художницы Ф. Кало посетить Советский Союз вызывается, видимо, тем, что она хочет показаться советским врачам, поскольку в результате автомобильной катастрофы она получила серьезные повреждения ног. О вашем решении относительно возможности разрешить Ф. Кало приехать в Москву просьба информировать»[225]. 23 мая 1953 года из ВОКС коротко ответили, что в приезде художницы не заинтересованы[226].