Так или иначе, к фактическому прибытию произведений никто в ВОКС готов не был и все вопросы обсуждались и решились уже постфактум. Заведующий отделом Америки И. Д. Хмарский подготовил Кеменову докладную записку с собственной оценкой подаренных работ («большинство присланных произведений представляют собой образцы формалистического разлагающегося буржуазного искусства») и предложениями по дальнейшей работе самого разного рода — от узкопрактических (запросить телеграфом характеристики художников, организовать просмотр мексиканских картин и графики на заседании секции изобразительного искусства ВОКС) до сугубо пропагандистских («послать в Мексиканско-русский институт письмо от секции ИЗО ВОКС, в котором поблагодарить за подарок, отметить лучшие работы, подвергнуть критике упадочнические произведения и изложить взгляд сов. народа на общественное произведение искусства»)[203]
. Кроме писем благодарности МРИ, в марте 1948 года и Хмарский, и Кеменов отправили сообщения уполномоченному ВОКС в Мексике И. А. Кумаряну. Хмарский писал: «…в связи с тем, что подавляющее большинство картин написано в духе формалистического буржуазного искусства, чуждого принципам реализма, широкое экспонирование выставки в Москве невозможно»[204]. Кеменов в своем обширном письме отмечал: «В случае направления в СССР произведений мексиканского искусства необходимо иметь в виду, что мы заинтересованы в работах реалистического направления, демократических по духу, направленных против империализма в любой его форме. Как показал опыт с полученной от Мексиканско-русского института подборкой мексиканской живописи, состоящей в основном из формалистических работ, чуждых принципам советского реалистического искусства, возможность экспонирования такой выставки в СССР исключена. Факт присылки таких работ ставит ВОКС в затруднительное положение и только осложняет связь с Мексиканско-русским институтом»[205].Для дальнейшей работы и принятия решения о судьбе произведений было необходимо провести их обсуждение, но все упиралось в необходимость получения списка авторов и их «характеристик». Переписка об этом с посольством Мексики в СССР шла до января 1949 года. 11 января 1949 года посол СССР в Мексике А. Н. Капустин направил в ВОКС биографические данные на 19 художников, а 21 февраля — 17 фотографий картин[206]
. В письме он отмечал, что, «судя по репродукциям, картины Луиса Аренала (№ 12), Карлоса Ороско Ромеро (№ 13), Федерико Сильвы (№ 14), Фриды Кало (№ 15) и Роберто Монтанегри (№ 16) невозможно выставить для общественного обозрения»[207].Франсиско Досамантес. Интерьер дома в штате Юкатан. 1945. Бумага, литография.
В самом конце 1949 года заседание секции изобразительного искусства наконец состоялось. Председатель секции ИЗО художник А. М. Герасимов коротко подвел итоги этого заседания: «Представленная мексиканская живопись была формалистическая и сюрреалистическая по методу исполнения. Использовать ее для широкого обозрения не представлялось возможным, и секцией ВОКС предложено было снять холсты с подрамников и сдать живопись на хранение в музей им. Пушкина. Извинимся перед Пушкиным, товарищи!»[208]
В разгар кампании против космополитизма другого решения и быть не могло: формализм, который Герасимов и Кеменов громили в прессе с 1930-х годов, стал в конце 1940-х, кроме всего прочего, одним из синонимов антипатриотизма. В мае 1949 года Герасимов написал статью для журнала «Огонек», комментирующую работы западных художников — Генри Мура и Сальвадора Дали. В качестве иллюстраций к тексту были выбраны скульптура Генри Мура и картины Роберто Матты и Роберта Мазервелла[209]
. Апеллируя к собственному опыту, Герасимов не оставлял широкого простора для интерпретации произведений, отличных от соцреалистических: «За годы своей жизни я побывал в нескольких западноевропейских странах, посетил там много музеев, салонов, галерей и каждый раз становился в тупик перед продукцией современных буржуазных художников. Чрезвычайно трудно определить, что создано художниками с больной психикой и что принадлежит кисти дельцов от искусства, которые с целью наживы подделываются под психически больных. <…> У каждого нормального человека такие „картины“ не могут вызвать ничего, кроме отвращения»[210].Несмотря на предложение передать произведения на хранение в ГМИИ им. А. С. Пушкина, озвученное секцией ИЗО, этого не случилось. В музей несколько лет спустя, в 1955 году, попали только графические работы: они были переданы в связи с подготовкой выставки мексиканской графики, однако показаны на ней не были[211]
.