Батальоны просят огня (редакция №2)

Расставив ноги и положив одну руку на кобуру, весь заляпанный грязью, вытирая смятым бурым платком струйку крови, колко щекочущую оглохшее ухо, он ждал; одно слово возражения и недовольства, и он совершил бы то, что должен был сделать в этих обстоятельствах.

«Что я делаю? Зачем? Разве кто-нибудь из них заслужил это? Неужели я в каждом вижу труса? Что я делаю?» – с холодным отчаянием подумал Борис, чувствуя, что еще минута – и до предела сжатая пружина распустится в его душе, и он, готовый плакать и скрипеть зубами от бессилия, потеряет волю над собой и людьми. И он высоким голосом повторил, сжимая пальцами скользкую кобуру:

– Так кто? Выходи!..

Никто не ответил. Все, к кому относились эти слова, скованно сидели, осыпаемые косо секущим дождем, прислушиваясь к мокрому кашлю пулеметов в деревне. Жорка Витьковский, лежа на бруствере, вдруг свесил голову в окоп, загадочно поглядел на солдат, покусав губы.

– Идут вроде, – сказал он шепотом. – Траншеи вроде проверяют. Сюда идут… – и на животе сполз в окоп, ударил ладонью по диску.

Все с глухим шумом вскочили в траншее. Борис, сдвигая на грудь автомат, предостерегающе скомандовал:

– Ни одного движения! Тихо!

Вдоль траншеи, негромко переговариваясь, шли люди в тускло блестевших плащ-палатках, приседали, заглядывали в разрушенные блиндажи, мигали фонарики. Потом кто-то позвал совсем рядом:

– Felix, Felix! Komm zu mir! Sie schlafen!![1]

Трое возникли на бруствере, и один из них, приседая, указал вниз, в траншею, – кажется, это было то место, где лежали убитые братья Березкины. Первый поднял автомат, засмеялся и выпустил длинную очередь.

В следующее мгновение эти трое упали. В руках Бориса и Жорки Витьковского одновременно затряслись автоматы.

– За мной!

Девятнадцать человек выскочили из тупика траншеи и покатились, падая и скользя по обрыву с высоты вниз, к реке. А вверху остались лишь трое: Жорка Витьковский с двумя солдатами, фамилии которых Борис даже не знал. Он успел им крикнуть: «Прикрывай до реки!» Все было липко, размыто, скользко от дождя. Он падал на обрыве несколько раз. И только в моменты падения его неоглохшее ухо улавливало стрельбу наверху.

– Вперед!.. Вперед!..

Этот крик бился в его горле и заглушал все.

Он увидел черную воду, черные кусты, глянцевитую полоску размытой глины на берегу. Огненные мухи метались в кустах, резали ветви, влипали в вязкую глину. Он ничего не понял: была сплошная стена красных мух. Они неслись наискосок, навстречу, сверху и слева, со стороны деревни.

Этот чудовищный рой, свистя и взвизгивая, несся над рекой, над берегом. Борис бежал сквозь него впереди всех, видя только глянцевитую полоску глины, которая мчалась ему навстречу. Он слышал лишь свой голос – незнакомый и страшный:

– Вперед!

Перед самым дулом автомата мелькнула широкая и согнутая спина. Его обогнал солдат. Борис почему-то отчетливо заметил оторванный, мотавшийся хлястик шинели, заляпанные глиной распустившиеся обмотки. Они, извиваясь, хлестали, били солдата по ногам. Потом странно споткнулись, подкинулись обросшие ошметками ботинки. Человек исчез. И тотчас земля бросилась, ударила в лицо Бориса. Он с размаху упал, налетев на большое, неподвижное мягкое тело. Цепкая рука схватила его за полу шинели, дернула к себе. Помутненные глаза, изумленно расширяясь, старались найти его глаза, и он услышал прерывистый хрип:

– Не спеши, капитан. Все на том свете будем… – и, выпустив полу Борисовой шинели, солдат схватился за грудь, выдавил с кровавой пеной горестно усмехнувшихся губ: – Только в разное время…

Борис оглянулся. Сплошная багрово-красная метель мелькала, звенела, неслась над ним, застилая небо. И никто не бежал по берегу. Он увидел несколько человек. Они ползли. Они почти бежали ползком. И еще он увидел: оттуда, сверху, из траншеи, где оставалось прикрытие, захлебываясь, хлестали по берегу, по ползущим людям немецкие автоматы.

– Вперед!.. Вперед!..

Он вскочил и, сделав несколько шагов, снова оглянулся. Люди ползли. Сердце поднялось, билось возле горла Бориса.

– Впере-е-ед!.. – закричал он диким голосом и вскинул автомат. – Впере-ед!.. Встать!

Люди вставали и падали. Их тянула земля.

Он скачками подбежал к реке.

Он не почувствовал холода воды. Она глухо и плотно ударила его выше коленей, облепила ноги путами. Преодолевая ее силу, задыхаясь, он бежал сквозь перекрещенные, спутанные, визжащие трассы, он стрелял из автомата, выкрикивая ругательства, а сердце, застрявшее в горле независимо от его воли, отчаянно ожидало деревянного удара в голову и падения в воду. «Что это, я боюсь умереть?» – мелькнуло у него.

Все: вода, небо, тот дождливый, серый берег – гремело, бурлило, колыхалось перед глазами и неслось вкось, как в бредовом жару. Кто-то упал рядом, нелепо вскинув подбородок и протянув вперед руки, выронившие автомат. Солдат без оружия, возникнув худенькой мальчишеской спиной, на которой бился вещмешок, обогнал Бориса, зажав простреленную кисть пальцами. И вдруг, раскрыв удивленно рот, выкатив испуганные глаза, осел мягко в воду, медленно провел рукой по лицу и исчез, будто его и не было.