Батя, Батюшко и Бэмби

— С Денисом массаж делать совсем не больно, — возвестил сын, уминая вторую булку. — И даже не страшно. — Сделав это открытие, он на некоторое время перестал жевать: — Мам, а давай теперь не ты меня будешь возить?

— Доктор, пропишите мальчику таблетки от наглости, — подала голос Изольда, и ребенок покраснел.

— Да я это… я просто не подумал… ну, в общем…

— Пей чай, — закончила воспитательный процесс соседка.

Прощание в коридоре было таким же чудесным, как и весь вечер. Они долго-долго целовались, не в силах оторваться и сказать «до свидания». Целовались все то время, что Никита провел в ванной, готовясь ко сну.

Эти поцелуи Оля потом трогала пальцами, лежа в кровати и не в силах уснуть. Как давно он ее не целовал. Больше месяца. Почти вечность.

Пиликнул телефон.

«У меня лимон кончился, принесешь завтра к чаю?»

Завтра. К чаю. А завтра — пятница. И это… это приглашение.

Еще вчера она вот так же лежала в своей кровати и думала о том, как мучительна бессонница, а сейчас снова не хочется спать, и это совсем не мучительно. Оказывается, бессонница может быть очень радостной. Если вы не спите вдвоем.

«Принесу)))))))»

«С меня тогда булочки. С изюмом, твои любимые».

«Никита проболтался?»

«А может, я умею читать мысли?»

Она широко улыбалась, набирая ответ:

«Вы опасный человек, доктор Батюшко».

«Еще скажи, что ты меня боишься)»

Оля перестала улыбаться. Она знала, что на том конце набрали текст, просто поддерживая флирт, но отвечать на это послание шуткой почему-то не получалось. И Оля замолчала. Даже отложила телефон, думая над ответом. А потом решилась.

«Я боюсь не тебя, а за тебя».

И там тоже образовалась пауза. Разговор незримо перешел в другую плоскость. Словно продолжил обеденный. Где каждое сказанное слово — важное. И от этого немного страшно.

«Да что со мной будет? Не бойся. Ни меня. Ни за меня».

Очень страшно. Но все равно набираешь.

«Когда человек дорог, за него нельзя не беспокоиться».

«А я тебе дорог?»

«Да».

Там снова пауза. И ощущение, что в одной минуте не шестьдесят секунд, а шестьсот. Оля даже начала считать, но постоянно сбивалась, не дойдя и до пятнадцати. Ответ пришел, когда она начала отсчет в третий раз.

Голосовое сообщение. И все же сосчитать до тридцати без запинки. Чтобы нажать дрожащими пальцами на прием. А потом слушать снова и снова. Голос. Слова. Интонацию. И не дышать.

«А я тебя люблю».

* * *

Он стоял у окна и ждал. Его сейчас не интересовали чужие окна, их истории, их жизнь. У него была свое окно, своя история, своя жизнь.

Денис ждал Олю.

Темно-серый джип въехал во двор и уверенно припарковался на свободное место. Однако из машины никто не торопился выходить. Дэн прижался лбом к стеклу.

Чего ты ждешь? Думаешь? Настраиваешься? Трусишь? Давай, Бэмби, не бойся. Ни меня, ни за меня. Иди ко мне. Я жду.

Он смотрел, как она выходит из машины. Почувствует взгляд, поднимет голову? Нет, быстро прошла к подъезду. Решилась и торопится.

К двери Денис подошел одновременно со звонком домофона.

Ее волнение читалась на лице так явно, словно она была ребенком, который еще не научился прятать чувства. Кажется, пальцы, что держали небольшой белый пакет, слегка дрожали.

— Я принесла лимон.

И освобожденные от пальто плечи напряженные.

Не бойся.

Не бойся, Оленька.

Не бойся, Бэмби.

Его ладони слегка гладили женские плечи, пока он аккуратно целовал все, до чего мог добраться, стоя за ее спиной, — затылок, висок, ухо, щека, шея. Оля задержала дыхание, потом задышала быстро и поверхностно. И плечи сразу же опустились вниз, стали мягкими.

— Спасибо. Я очень… — дотянулся до ключицы. — Очень… ждал… лимон.

Лимон все перевернул. И Оля в его руках повернулась, обняла за шею, прижалась. Замерла.

Впитывай. Чувствуй. Вдыхай. Все хорошо. Да, и поцелуй. Поцелуй теперь хорош особенно.

Он знал ее тело как свое. Что не отменяло того факта, что сейчас в постели с ним была какая-то другая женщина.

Любимая.

У которой невыразимо сладкая бархатная кожа в районе тимуса. И дальше вниз по центральной линии — все бархатное, все сладкое. А самое вкусное — ее покорность. Во всем: во взгляде, в легких касаниях, в каждом движении и сантиметре кожи, что прижималась к его.

Хотелось долго, но оказалось не по силам. Слишком велика была потребность стать единым целым. Только тут ее покорность сменилась решительным «Нет». Слова эти были адресованы жесту Дениса, когда он потянулся к тумбочке за презервативом.

— Нет?

— Нет, — в ее глазах не покорность. Большее. Полное, безграничное доверие. — Нам это не нужно, Денис.

Отдавала себя всю, полностью, без остатка. Так вот она какая, настоящая женская любовь. Безоглядная. Бесстрашная. Головокружительная.