Батя, Батюшко и Бэмби

— Больше времени нет. Потому что потом на массаж ехать заставят. Пришлось уйти, но ты не думай, я на русском и математике был.

Какой ответственный ребенок, весь в мать! Денис уже отработанным до автоматизма жестом прижался лбом к стеклу, не видя, в силу естественных причин, как удивление во взгляде интерна усилилось, перестав укладываться в категорию «легкое».

— Что на русском был — это радует. Аптека рядом с домом?

— Нет, я на метро поехал, туда, где Изольда покупает свои лекарства от старости.

Денис поперхнулся и закашлялся. Уже лекарство от старости изобрели, а он не в курсе. Да что же там, в конце концов, происходит?!

— Станция какая? И название аптеки?

После ответа Дэн просто схватился за голову. Лягушка-путешественница, а не ребенок. Никита никогда не уезжал один, без взрослых, так далеко от дома — это Денис знал точно, вопрос о том, кто привезет-увезет Никиту из секции, не раз обсуждался в его присутствии. А теперь…

Дэн обернулся. Тося тут же принялся со страшно деловым видом шуршать бумагами, едва не спихнув при этом со стола Николая.

— Никита, стой на месте, никуда не уходи. Я за тобой выезжаю.

— Только ты обязательно приезжай! А то у меня телефон садится.

И откуда они только взялись на его голову оба — и мать, и сын?! Взялись, влезли под кожу, туда, внутрь, совсем глубоко, не вытащить. И не хочется.

— Закончишь тут и закроешь, — Денис принялся стягивать с плеч халат. Малин лишь растерянно кивнул.

В аптеке ребенка не было, лишь одна старушка придирчиво выбирала тонометр. Денис вышел на улицу — может быть, он торопился и не заметил, что Никита стоит рядом с аптекой? Но и рядом его не было. Набрал номер — абонент не отвечает. Мальчик говорил, что телефон садится, наверное, в этом причина. Но что-то нехорошее, липкое, похожее на панику, начало подкатывать, вызывая учащенное сердцебиение. И тут он увидел Никиту, выходящего из соседнего магазина. И Никита его тоже увидел. Звонкое «Денис!» прозвучало на всю улицу. Дэн охнуть не успел, как в него врезались с разбегу, неуклюже обняли, а полосатая шапка с большим зеленым помпоном уткнулась в живот.

И они замерла оба. Да и время вокруг тоже, кажется, встало.

Обнимали ли его когда-нибудь дети? Кажется, нет. Не мог же он такое забыть? Каково это — когда тебя обнимает ребенок, для которого ты что-то значишь. Может быть даже, не что-то, а много? Может быть, даже очень много. Может быть даже…

Почему-то стало трудно дышать. Колючий морозный воздух застревал в горле. Денис поднял руку и осторожно погладил смешной зеленый помпон. И почувствовал, как мальчик еще сильнее прижался к нему. В голове Никитиным голосом зазвучало: «Папа. Папочка…»

Что ты творишь, малыш?

Вадик, у меня точно сердце как у космонавта? Болит невыносимо там, слева.

Его кто-то толкнул в плечо, проходя мимо. И время снова потекло, и Никита разжал руки. А Денис присел на корточки.

Нос и щеки красные. Глава подозрительно блестят. Руки — невесть откуда взявшимся уверенным движением Денис сунул пальцы в варежку — холодные. Тем же движением неизвестной этиологии поправил Никите шапку, встал и взял мальчика за руку.

— Пошли в машину, ты замерз. С рецептом потом разберемся.

Никита вцепился в его ладонь намертво. И включил Nikita FM. Про все на свете, будто молчал три года, а теперь наверстывал — пока шли к машине, пока ехали.

— А чего ты к нам так долго не приходил? Мама тебе звонить не разрешала, говорила, что ты очень занят и тебе нельзя мешать. Много операций, да?

— А массаж очень больной, я его боюсь. Но футболисты травмы получают иногда и хуже. Надо тренировать силу воли. Пока у меня не очень получается.

— А Изольде Васильевне таблетки от старости не помогают совсем. Но ей надо не от старости, а от памяти, она два раза на этой неделе уже ужин сожгла!

Денису во всем этом досталась привычная роль: кивать и соглашаться. Да, много работы. Да, надо терпеть. Котлеты сожгли, непорядок какой.

О том, что будет, когда они приедут, Дэн не думал. Ничего тут не придумаешь. Водоворот событий понес его, и единственное, на что сейчас можно рассчитывать, так это на то, что у него все-таки получится соблюсти тот самый принцип медицинской этики, о котором ему не так давно дисциплинированно докладывал интерн. Интересно, что бы посоветовал в этой ситуации Гиппократ? Впрочем, случай не медицинский. Какой вот только? Как это называется, когда жизнь твоя опрокидывается и встает с ног на голову? И все в ней теперь не так? И больше всего боишься сделать еще хуже. И не себе — другим.