Батюшка Ипполит

Там был отец Павлин, был там еще Роман, сейчас священник в Дивеево. Скит только начинался, и мы втроем приехали: два послушника и иеромонах. А там храм был Покрова. И как раз подходило время к престолу, мы убирали, потому что там не было ни окон, ничего. К нам каждый день из монастыря приезжала машина, привозила людей, что могли помочь, и питание какое-то хоть чтобы было, потому что не было абсолютно условий.

И он мне говорил, например, такую фразу:

«Ну что, отец, ну наверно, пора тебе домой ехать уже, учиться надо, все о тебе спрашивают», — потому что приезжали ближайшие родственники регулярно и так далее. На него смотрю молча, слезы наворачиваются:

«Ну можно хоть до престола побуду?» Он засмеялся, заулыбался, говорит: «Хорошо». Я остался до престола, и он эту тему не поднимал. Потом даже подарил мне молитвослов, потом четки. Еще подрясника у меня не было. А потом уже мне подрясник выдали, это где-то зимой в том же году.

Уже зима была, я в подряснике, у меня такая борода огромная. И вдруг он мне опять говорит: «Ну что, ладно, езжай домой». А я уже участвую полностью в жизни монастыря, уже на мне послушания, хотя я еще и в скиту жил, но и в монастыре что-то на хоздворе. Я весь киплю… Во второй раз проверял, наверно, мое собственное желание.

Вот тогда мне еще хуже стало, тогда я в ступор впал. Когда прожил там пару-тройку месяцев, это одно, а тут уже больше, чем полгода… Он сначала говорит мне: «А то все за тебя волнуются, переживают». И кое-кто из братии говорил: доучись, да зачем тебе это нужно — быть священником мирским, тебе нужно монашество, — и так далее, переживали за меня, волновались. Вот такой я был «сын полка» в монастыре. Когда я пришел, все были старше меня гораздо, и все так переживали посвоему.

Я тогда правда реально заплакал, слеза потекла, и говорю: «А что я Вам плохого сделал?» — единственное то, что я мог сказать. У меня во рту пересохло. И он заулыбался, меня прям так обнял, и пошли мы с ним в келью. Больше ничего не сказал. Он меня в келье накормил и больше этот вопрос никогда не поднимал.

Когда я был уже духовно готов, случился мой постриг. Это тоже было на Покров, отца Ювеналия, тогда еще Николая, Владыка благословил постричь и рукоположить. А я из скита в очередной раз приезжаю, на следующий день 15 октября. Владыка уже уехал, а батюшка мне говорит: «Ну что, ты собираешься постригаться?» — неожиданно. Я не считал себя достойным, а батюшка это видел. Я говорю:

«Ну, как благословите» — «Ну, давай иди на склад, там Николай выбирает», — и я пошел на склад за одеянием для пострига, а мне там ничего не подходит. Тогда батюшка взял с собой меня, дал свой клобук, свою рясу.

В этот период были перемены какие-то в монастыре, Владыка был у нас дня три. И вдруг батюшка зовет, и мы заходим с отцом Иулианом покойным к Владыке. И нас постригли. Я выхожу в клобуке, в рясе, братия смотрит в окно, никто даже не узнал меня в этот момент, и не знал, что это произошло.

Поэтому нельзя обобщать, что батюшка всем велел постригаться.

К сожалению, у нас есть случаи, мы все знаем, в современном монашестве, что многие создают семьи, уходят из монастыря. Каждый в частном своем порядке для себя может и делает какие-то выводы и факты. Поэтому я считаю, что это было сказано не всем.

Мы же многие вещи читаем в Евангелии, которые написаны аллегорически, точно также и батюшка мог по-разному говорить, и надо знать его многогранность и понимать, что он имел в виду в частном конкретном порядке.

Когда меня спрашивают, как относился я к батюшке и он ко мне, то в первую очередь, конечно, вспоминается его любовь в отношении ко всем. Как бы это ни банально, это то, что в жизни редко встретишь. Здесь мы увидели любовь в полной степени, и поэтому мы об этом говорим и повторяемся, наверное, часто. Но пока этого не почувствуешь, это не поймешь.

Я всегда говорил, что я самый счастливый человек, потому что у меня два отца: один родил, другой воспитал. В свои двадцать лет, придя в монастырь, я в целом был уже сформирован, но духовно воспитывался благодаря батюшке. «Отец» в полном смысле — так могу по отношению к себе назвать батюшку Ипполита. Это и забота, и пример, и поступки. Можно говорить о его достоинствах, о других качествах. Я же в это слово вложил все.

Если говорить о том, как батюшка воспитывал, то, конечно, в первую очередь — своим примером. Он был тем образом монашества, который впитал в себя все пройденные в жизни школы: Глинскую пустынь, ПсковоПечерский монастырь, Афон. Батюшка воспитывал и своим примером отношения к людям и Богу.

Примечательно, что в частных беседах он ненавязчиво делал какие-то замечания, которые не были осуждающими, но направляющими. И если ты хотел услышать, то слышал.

Как-то идем по монастырю в трапезную после службы в храме. А у нас всегда в монастыре бегают, играют дети приезжающих людей. И такой добродушный, любвеобильный батюшка вдруг строго поворачивается:

«Где дети, там нет монастыря». Ты думаешь, отчего это он так?

Но с возрастом приходит понимание, что когда мир приходит в монастырь, то это отчасти соблазн.