Батюшка Ипполит

И вот я вспоминаю: я приехала, ну все, романтика, в очередной раз приехала в монастырь. Приезжаю, думаю, что я там опять где-нибудь там буду огород копать или на кухне где-нибудь там работать, посуду мыть, я готова к этому была. А мне бабушки говорят: «Тебя батюшка зовет, иди». Я прихожу, а батюшка мне говорит: «Матушка, тебе нужно обязательно съездить пособирать деньги в Старый Оскол. А я родом из Солнцева, там Старый Оскол совсем рядом, и там все свои. И тут я просто забоялась, думаю: сейчас меня там увидят, как я деньги собираю. Я стою, возражать батюшке нельзя, я знаю точно, «нет» говорить нельзя. «Благословите, батюшка» — и поехала.

И первый раз, когда я собирала деньги, я так там стояла как мышка, боялась всего. Чего боялась: что меня увидят мои сослуживцы, подруги, что увидят, что собираю деньги — ну, по гордыне боялась. Мне бабушки говорят: «Ты что, надо говорить “давайте во спасение души”, кричи давай, стой!» А я там: «Пожалуйста, пожертвуйте на монастырь, помогите восстановлению…» — «Да что ты так, кто тебя слышит, давай!»

Приехали, батюшке пожаловались: она плохая сборщица. А потом прошли годы, прошло время, и там на скиту было трудно что-то с деньгами, тогда же денег не было. И я говорю: «Батюшка, давайте я поеду». И поехала в Москву, и там я уже собирала денежки, стояла в монастыре. И как-то очень много людей уже тогда знало о Рыльском монастыре, и они приходили, специально денежку приносили, вещи какие-то. Когда уезжала — машину найду, нагрузят нам всяких жертвенных вещей. И даже для скита машину подарили — пикап «Москвич».

Стоять надо было просто от семи утра и до девяти вечера. Днем в перерывчик пойдешь, деньги поменяешь, попьем чайку, а потом опять стоишь. Силы тоже откуда брались? Может столько человек выстоять? Не может. Это потому что молитва шла постоянно, постоянно шла батюшкина молитва. И вот приезжаешь оттуда такой радостный. Батюшка сказал: это послушание для смирения хорошо. Дерзости часто говорят, отказывают часто, под сомнение порядочность твою ставят часто, документы спрашивают, и конечно, ты смиряешься, так разговариваешь. Научилась принимать факты как они есть. И вот это послушание тоже сильное очень. Сейчас, конечно, его нет, сейчас не собирают денежки монахи. Мы жили очень аскетично, не было же ничего. Рыбка была на двунадесятые праздники, а там были щи да каша, и хлебушек. А хлебушка было много, всегда нарезали хлебушка много прямо так вот на стол, и там трапезарники смотрят, а мы молодые, кушать-то хотелось, и вот кушаешь, а еще пару кусочков себе в карман положишь. Кто-то из трапезарников говорит: «Батюшка, они хлеб воруют со стола!» А батюшка говорит: «Нехай едять, в хлебе сила». Я всегда эту фразу вспоминаю и говорю девочкам: девочки, кушайте хлеб, в хлебе сила, батюшка так говорил. Всегда вот эти фразы идут у меня через всю жизнь.

Вот клирос — конечно, красиво, когда клирос хорошо поет, но батюшка же этому не придавал значения. Батюшке нравилась хорошая такая добрая служба духовная. Клирос поет и поет, ровненько поет, а чтобы какие-то там партесы — он к этому относился: ну есть — есть, нет — нет.

Я помню, кто-то приехал, какие-то очень грамотные люди приехали клиросные. Они поют, а местные подпевают, подвывают стоят и мешают, грязь получается такая. И подходят к батюшке: «Батюшка, скажите, чтобы они не пели!» А он говорит: «Да нехай Бога славят!»

У нас хороший клирос, у нас дети очень хорошо поют в монастыре, а сестры поют обыкновенно. Я прихожу, когда сестры поют на клиросе, думаю: «Да нехай Бога славят!»

Допустим, дети сегодня не пришли, а служба воскресная или праздничная. Представляю как батюшка скажет: «Нехай сестры Бога славят». И эти фразы его учили жизни. Они же смиренные такие, эти фразы: «да ладно там, пусть так».

Я помню, мы поехали куда-то на скит. А батюшка там какого-то человека искал, тот был сильно выпивши, постеснялся к батюшке выйти. А он говорит: «Идите, его позовите». Мы побежали — о таком даже подумать не могли, — побежали, смотрим, а он выпивши, и постеснялся выйти. А мы приходим:

«Батюшка, да он там выпивши, он не выходит!» А он говорит: «А кто же без греха?» — и так стыдно стало от того, что мы как первоклашки-ябеды прибежали.

Я узнала о смерти батюшки по телефону. Мне позвонил отец Ипполит молодой и сказал, что батюшка преставился. 17-го декабря батюшка преставился, 19-го похороны были, а у нас 20 декабря день памяти Нила Столобенского. И знаете, я так смалодушничала — побоялась отпрашиваться у владыки, еще я только начинала, еще как-то и владыки боялась. У нас был благочинный монастырей, говорю: «Батюшка, как мне поехать?» Он говорит: «Я не знаю, у владыки надо спросить благословения». И так не спросила, я не попала на похороны.

В такой печали, а все равно батюшкино присутствие духовное есть. Когда приходишь к батюшке на могилку, тогда льются сильно слезы. Они льются, наверно, не от того, что расставание, а от того, что жил с батюшкой рядом и не слышал его.