Батумский связной

— Не ожидал таких результатов, голубчик, не ожидал… Пожалуй, и вправду проходу вам дамы не дадут… Ну что ж, рискнем отправить вас в салон ОДИ. Я навел справки: всем заправляет там некая баронесса Штраум.

— Она что — действительно немка?

— Она такая же немка, как мы с вами — японцы, — резко ответил Горецкий. — А впрочем — кто теперь разберет. Возможно, по мужу… Хотя сейчас она одинока и вся отдается искусству… или делает вид. Между прочим, интересная женщина, ну да и вы у нас лицом в грязь не ударите. Потолкайтесь в салоне, послушайте, выясните обстановку. Но, голубчик, помните об осторожности, никаких лишних слов.

* * *

Борис отдал открывшему дверь слуге шляпу и отрекомендовался:

— Борис Ордынцев, из Петербурга. В Феодосии недавно. Наслышан о вечерах 1 госпожи баронессы и хотел бы присутствовать.

Слуга молча поклонился, проводил до дверей просторной гостиной, громко сообщил:

— Господин Ордынцев из Петербурга.

Навстречу Борису, лучезарно улыбаясь, вышла хозяйка — пепельная блондинка лет тридцати пяти с выразительными фиалковыми глазами.

— Господин Ордынцев, я рада приветствовать вас, человека, вырвавшегося из большевистского ада, в нашем маленьком черноморском раю! Конечно, наше общество покажется вам очень провинциальным после былых блестящих салонов Петербурга, но мы стараемся в меру своих скромных сил служить музам… У нас здесь почти ничего не изменилось, как будто и не было всех этих неприятностей, — баронесса сделала рукой широкий жест, будто обведя этим жестом войну, революцию, крушение целого мира. — Мы собираемся каждую неделю, слушаем драмы, стихи… Начальник обсерватории — господин Сарандинаки — замечательный поэт, и директор банка господин Мабо…

— А господин Волошин[15]? — спросил Борис. — Он у вас бывает?

Баронесса поскучнела, Борис понял, что сказал бестактность.

— Максимилиан Александрович… он живет таким затворником… он совершенно нигде не бывает…

Борис вспомнил, как крупный кудрявый Волошин шел по щербатой мостовой в бархатной куртке и плисовых штанах, улыбаясь прохожим и угощая мальчишек конфетами из кулька, и подумал, что на отшельника поэт не очень похож.

— Будьте как дома, — баронесса одарила его ещё одной лучезарной улыбкой и отошла к другим гостям.

Как видно, она вовсю старалась и умела быть очаровательной.

Борис огляделся. В гостиной было человек двадцать — двадцать пять. К чтению стихов ещё не приступали, все оживленно беседовали по двое, по трое. Кто из присутствующих замешан в заговоре? Борис переводил взгляд с одного лица на другое. Счастье еще, что пароль так нейтрален — о погоде можно поговорить с кем угодно, это не вызовет подозрений. Он подошел к невысокому полному господину со смешными длинными усами и сказал без предисловий:

— В Петербурге сейчас уже осень.

— Давно вы из Петербурга? — оживился усатый господин. — Правда ли, что там часты случаи людоедства?

— Нет, не правда, — резко ответил Ордынцев и отошел от усатого, утратив к нему интерес.

На этот раз к Борису сама устремилась пышнотелая рыжеволосая дама в причудливом головном уборе, похожем на тюрбан индийского магараджи.

— Софи сказала мне, что вы недавно прибыли из Петербурга. Что там сейчас творится?

— В Петербурге сейчас уже осень, — проговорил Борис и выжидательно замолчал, слушая ответ.

— Я имела в виду другое, — поморщилась дама, — вовсе не погоду…

— Да, я понимаю вас, — кивнул Борис, — там сейчас голод, разруха, нищета… но в людях чувствуется какой-то энтузиазм…

— Энтузиазм?! — возмущенно переспросила дама. — Да вы никак прониклись большевистским духом? Что же вы тогда уехали?

— Отнюдь, мадам, — ответил Ордынцев, но уже в пространство — собеседница его мигом переметнулась к другой группе.

Борис снова огляделся. В углу стоял высокий худощавый брюнет с горящими глазами, очень подходящий на роль заговорщика. Ордынцев пересек комнату, подошел к брюнету и повторил свою магическую фразу:

— В Петербурге сейчас уже осень. Брюнет необычайно оживился. Он схватил Бориса за пуговицу и воскликнул:

— В Петербурге такие женщины, такие женщины… А правда ли, что большевики провели национализацию женщин, и жены теперь у всех общие?

— Не знаю, не слышал, — ответил Борис сухо и отошел.

Он обратился с той же фразой к томному молодому армянину с влажными миндалевидными глазами, но получил в ответ только взгляд, полный левантийской тоски и глубокого непонимания.

Боясь показаться идиотом и испортить все дело, Борис решил на какое-то время прекратить поиски и просто понаблюдать за гостями.