— Госпожа утром не принимают, — буркнула горничная и попыталась закрыть дверь.
— А ты, милая, доложи, — настойчиво попросил Борис, и тут же перед горничной появилась денежная купюра с изображением Царь-колокола.
Горничная поджала губы и перевела глаза с купюры на Бориса. Взгляд его был ласков, но настойчив. Горничная облизнула губы, и купюра исчезла у неё в кулаке.
— Иди, милая, иди, — Борис слегка подтолкнул её в спину, — замолви там за меня словечко.
Горничная удалилась, впустив Бориса и заперев за ним дверь изнутри. Вернулась она быстро.
— Барыня просили обождать, — коротко сказала она.
Борис понял, что госпожа баронесса до его прихода находилась в постели. И тем не менее она согласилась его принять. Что это может означать? Баронесса явно испытывает к нему интерес, только вот какого рода?
— Не беспокойся, милая, — обратился Борис к горничной, — не обращай на меня внимания, занимайся своим делом, у тебя, я вижу, работы много.
В той зале, где вчера принимали гостей, стулья и диваны были отодвинуты от стен, и горничная вытирала пыль.
— Еще бы не много работы, — ворчала она себе под нос, — когда здесь убирать, да ещё наверху у баронессы квартира.
— А где же лакей вчерашний? — удивился Борис. — И вроде бы швейцара я в дверях ещё видел…
— Вот ещё забота была — лакеев да швейцаров кормить задаром! — фыркнула горничная. — Да их только раз в неделю нанимают, по четвергам, когда салон. Один у дверей стоит, другой — шампанским гостей обносит, а убирать — мне.
— Откуда же таких молодцов берут? — со скучающим любопытством спросил Борис, в то время как в голове его вертелась определенная мысль.
— Из “Тавриды” берут, из “Крымского приюта” берут, — охотно перечисляла горничная, радуясь передышке в работе, — из “Савоя" — то к нам не больно идут, гордые очень. Да и то сказать, там гостиница приличная, и лакеи высоко себя ставят.
— А из гостиницы “Париж” что же не берут? — рискнул спросить Борис.
— Брали раньше оттуда Порфишку Просвирина, — неохотно заговорила горничная, — да только пропал он куда-то в последнее время. А как там хозяин-то утопился, то и вовсе в гостинице дела плохо пошли. Постояльцы все разбежались, гнусное говорят, место… А что это вы, барин, все спрашиваете и спрашиваете, — в голосе горничной появились подозрительные нотки, и снова она уставилась на Бориса немигающим взглядом.
— А ты сходи, спроси, долго ещё ждать-то? — перевел Борис разговор на другое и снова протянул горничной купюру, но помельче.
Пока та ходила наверх, Борис лихорадочно размышлял. Стало быть, нанимали на вечер лакея Просвирина из гостиницы “Париж”. И очень может быть, что именно тогда, третьего числа, Просвирин тут служил. Он, Борис, помнит, что вечером не было его в гостинице, немногочисленных постояльцев принимал сам хозяин, и вещи даже наверх сам относил. А появился Просвирин значительно позже, когда уже Борис с Георгием Махарадзе играли в карты. Принес лакей вино, а потом Борис увидел его, только когда пришел Карнович с солдатами. Лакей вызвал солдат — якобы его насторожил шум в номере Бориса. Но Борис точно помнит, что играли они с Махарадзе внизу, в холле, в номер свой он никого не приглашал.
Из всего этого можно сделать предположение, что салон этот — то самое место, где был Махарадзе вечером накануне своей смерти. Что-то ему тут передали или сказали, из-за чего потом его в гостинице “Париж” убили… Доказательств у Бориса пока нет, но настораживают совпадения — тут Просвирин, там Просвирин… Эх, Горецкий дал маху, не допросил как следует Просвирина в свое время, а теперь — ищи свищи его…
— Наверх пожалуйте, — прервал размышления Бориса нелюбезный голос горничной.
Баронесса приняла его в утреннем простом платье, но волосы её были тщательно уложены и лицо припудрено. Борис приложился к ручке, думая, как бы начать разговор половчее, потому что, откровенно говоря, дела у него к баронессе не было никакого. Однако она не казалась удивленной его приходом и сама завязала пустой разговор о вчерашнем салоне, о городе, о море, близость которого делает жизнь в городе совершенно особенной и так далее. Ее фиалковые глаза подернулись томной поволокой, она забыла или сделала вид, что забыла отнять у Бориса свою руку, так что ему ничего не оставалось, как почтительно запечатлеть на ней ещё один поцелуй…
"Однако, — думал Борис, сохраняя на лице глуповато-восторженное выражение, — похоже, что она просто положила на меня глаз. Это, конечно, не противно, ибо дама она интересная, но в данный момент не входит в мои планы. Мне бы выйти на Вольского поскорее, если, конечно, он связан именно с этим салоном…”
— Куда же вы вчера так стремительно исчезли? — вполголоса проговорила баронесса. — Для близких друзей у меня всегда найдется чашечка кофе после того, как уходят обычные гости.
Борис шумно вздохнул. Пора было переходить к решительным действиям, иначе она примет его за окончательного идиота. Пришел к женщине, находится с ней в интимной обстановке, и мнется, как семнадцатилетний гимназист на первом свидании.
— Как у вас жарко, — действительно, у него выступила на лбу испарина.