Батумский связной

Борис держал ушки на макушке, стараясь, во-первых, не проговориться, что он никакой не курьер, а во-вторых, узнать побольше о том, что же это за странная организация. С одной стороны — камни, то есть драгоценные камни тайно переправляют в Батум. С другой стороны — татары. Непонятное сочетание…

— Я не доверяю татарам, — упрямо повторил он, — хотя здесь, в Крыму, они — основное население.

— В этом все дело! — горячо начал Вольский, но оглянулся на обитателей кофейни и замолчал. — Вашего предшественника убили прямо здесь, в городе, и татары не имеют к этому никакого отношения.

— Вам ничего не удалось узнать о ею смерти?

— Абсолютно ничего, — вздохнул Вольский. — Мои люди допрашивали хозяина гостиницы, но он умер.

— Они запытали его до смерти? — презрительно процедил Борис.

— Не совсем так. Они даже не начали допрос, у него просто оказалось слабое сердце.

Борис отметил про себя, что о лакее Просвирине Вольский не сказал ни слова, и задал ещё один вопрос:

— Так за месяц и не выяснилось, почему его убили?

Вольский посмотрел на Бориса удивленно:

— Почему его убили — понятно, ведь при нем были камни, то есть в тот раз один бриллиант, а после его не нашли…

— Ах, вот как? — пробормотал Борис.

— Поэтому мы и считаем, что ждать “Пестеля” рискованно, он прибудет из Ялты только через три дня… Мы хотели бы, чтобы вы отправились этой ночью.

— Об этом не может быть и речи, — твердо ответил Борис. — Пока вы не обезопасите канал, я буду пользоваться “Пестелем”. Кстати, вы так и не сказали, куда делись ваши люди, которые должны были меня встретить на берегу?

— Это случайность, роковая случайность, — забормотал Вольский, — их взяли на рынке по подозрению в мелкой краже…

— Вы держите у себя на службе мелких воришек? — Борис презрительно поднял брови.

— Нет, — твердо ответил Вольский, — но…

— Но тогда не пора ли сменить способы и персонал? Или это решаете не вы?

Борис попал в точку. Вольский как-то съежился и побледнел.

— Итак, решено: я буду ждать “Пестеля”.

— Связь будем держать через баронессу, — буркнул Вольский и ушел, не прощаясь.

Борис посидел ещё немного в кофейне, допил кофе и тоже вышел. Не спеша добрел он до гостиницы “Таврида”, в “Париж” решил не соваться, и снял там номер. При входе налетел на него какой-то развеселый мелкий торговец с коробом, в котором Борис узнал Саенко.

— Я извиняюсь, господин хороший, — улыбался во весь рот Саенко, — не желаете ли приобрести?

— Давай, неси ко мне, — распорядился Борис.

В номере Саенко раскрыл короб и выдал Борису белую грузинскую рубаху навыпуск и картуз.

— А штаны и ботинки ваши я из слободки принес. Они крепкие, а то чего ж новые покупать-то, денег не напасешься, — ворчал тихонько прижимистый хохол. — Сейчас в этой одежонке дуйте прямо к Аркадию Петровичу в контрразведку, а я послежу, нет ли хвоста за вами.

Операция прошла удачно, никто за Борисом не следил. Горецкий ожидал его в кабинете с нетерпением.

— Знаю, что не дело это — в контрразведке нам встречаться, но в следующий раз придумаем другое.

Горецкий внимательно выслушал рассказ Бориса и задумался.

— Значит, они переправляют в Батум бриллианты. Именно этим занимался Махарадзе. И с таким человеком связался Исмаил-бей. Какая неосторожность!

— Он за это поплатился, — спокойно заметил Борис. — Вопрос: откуда они их берут, бриллианты эти?

— Здесь, в Крыму, бриллиантов у людей полно. Уж не знаю, как они их через красных провозят, это отдельная история…

— Зато я знаю, — усмехнулся Борис, — уж не в кармане. Некоторые аж в задницу прячут.

— Вот именно. И никто не собирается здесь эти бриллианты продавать — берегут на случай эвакуации. Стало быть, бриллианты эти наша компания получает незаконным путем — грабят людей или обворовывают. Но кто это делает? Сам Вольский? или очаровательная баронесса Штраум?

— Татары, — подсказал Борис. — Как хотите, все дело в татарах. Вольский мне намекнул. И потом, когда я пугнул ею, что нажалуюсь там, в Батуме, и те свернут дело, он просто испугался. Очевидно, люди, на которых он работает, шутить не любят и ошибок не прощают.

— Говорите, у Махарадзе был в тот раз один бриллиант, очень крупный, в двадцать каратов?

— Вольский уверен, что Махарадзе убили из-за него. Но за каким чертом они ещё и список прихватили? Обошлись бы бриллиантом, сколько бы нам времени сэкономили, — злился Борис.

* * *

— Да, в общем-то, с бриллиантами было бы обычное уголовное дело, если бы не замешались тут татары, — произнес Горецкий. — До чего глупы люди! Думают, раз сбежали от красных, то все беды позади. И начинает дама какая-нибудь блистать в театре или в военном собрании, где каждую субботу оркестр играет. С таким трудом через красных пронесли, а тут понавешают на всеобщее обозрение драгоценностей и радуются! Думают, опять все стало, как раньше. Никогда уже не будет, как раньше! — жестко произнес Горецкий.

Борис опять удивился перемене его лица. Опять в глазах Горецкого появился грозный блеск, скрываемый пенсне, и профиль приобрел чеканность, как на старых римских монетах.