— Что ж, на трефового, значит, — тихо сказала Марфа Ипатьевна и отвернулась.
— М-да, — пробормотал Аркадий Петрович, — а я попробую узнать что-то о бриллиантах, для этого нужно обратиться к специалисту.
— Здесь, в Феодосии есть сейчас специалисты по драгоценным камням? — удивился Борис.
— Один — есть, — кивнул Горецкий, поправив пенсне. — Вы много раз проходили мимо его магазина. Михаил Серафимчик, солидный человек, у него в свое время был прекрасный магазин в Москве. К нему я пойду сам, боюсь, что вам он не окажет доверия — человек вы малоизвестный, да и привлекать внимания к себе сейчас вам совершенно не стоит.
— Однако пойдемте, ваше благородие господин Ордынцев, — прогудел Саенко, — я вас провожу маленько.
— И то верно, — спохватился Борис, — мне ведь нужно в гостинице ночевать.
— Уж вы меня, ваше благородие, извините, но получаетесь вы форменный дурак! — напустился Саенко на Бориса, как только они оказались на улице. — Меня вздумали рядом с такой женщиной поставить. Да она на меня и не глядит вовсе…
— Да я же пошутил, Саенко, — удивился Борис.
— Пошутил он, да она же на господина подполковника заглядывается!
— Чего? Да он же старый!
— Старый… — ворчал Саенко. — Это ты молодой, дак тебе все, кто старше сорока, стариками кажутся. Он и не старый вовсе, всего-то пятьдесят годочков будет…
— Ну надо же! А он-то как?
— Как-как, — досадливо бубнил Саенко, — она женщина видная, красивая еще. А что из простых, так теперь, в такое-то время страшное, это и не важно. А вообще-то я ничего не знаю, — рассердился Саенко, — ничего я не видел…
— Ладно, Саенко, — примирительно начал Борис, — они уж сами между собой разберутся, а Марфа Ипатьевна не рассердится, она меня любит.
— За что только? — проворчал Саенко, чтобы оставить за собой последнее слово.
На следующее утро в одном из домиков на окраине города сидела мещанка Авдотья Лаврентьевна Голосова с колодой карт в руке. При ближайшем рассмотрении видно было, что Саенко, называя Авдотью шельмой, ничуть не ошибся, да, кроме этого, была она ещё и, что называется, ухарь на все руки — мигом примечала зорким глазом все вокруг себя, оттого и гадание её часто удавалось.
— Ну, матушка, Марфа Ипатьевна, пошепчи на короля-то, вернее выйдет.
— Шепчу, Авдотья, шепчу, — ответила Марфа Ипатьевна.
Король был никакой не трефовый, а пиковый красавец, что по гаданию означает: солидный человек, в годах, но крепкий — военный, а если штатский, то в большом чине. Авдотья Лаврентьевна ловко раскидывала карты.
— Ну, вот видишь, матушка, как он о тебе думает… так на него и легла… А в головах-то поздняя дорога с тузом…
— Да куда ж мне ехать-то? — удивилась Марфа Ипатьевна, внимательно оглядывая тесную комнатку.
То же самое она проделала с сенях, даже споткнулась нарочно, чтобы заглянуть под лавку.
— Да не тебе дорога-то, ему… Но ты не беспокойся, он возвратится скоро… Четыре дамы собрались… ну, это сплетни. Валет пиковый — хлопоты, да все попусту… тут ещё король бубновый вертится — к чему бы он возле тебя… Да ты, мать моя, меня и не слушаешь? — вдруг неприязненно спросила Авдотья.
— Как не слушать, Авдотья Лаврентьевна, — спохватилась гостья, — затем и пришла к тебе, чтобы послушать да поглядеть, как карты лягут. Больше и спросить некого, одна ты у нас на весь город знаменита, — льстиво добавила Марфа Ипатьевна.
Авдотья поджала губы, но от таких слов помаленьку растаяла.
— Так что не сумлевайся, Марфа, король этот, военный-то, — дело верное, вот он весь возле тебя. Сама видишь.
— Так-то оно так… — в сомнении протянула Марфа Ипатьевна, — да только боязно мне. Но тебе спасибо, Авдотья Лаврентьевна, за добрые вести. Прими уж, не побрезгуй, — она протянула гадалке деньги, зажатые в кулаке.
— Да зря ты беспокоишься, — деланно равнодушно ответила Авдотья, но деньги взяла со словами:
— Ну разве что в церковь завтра пойду, так бедным раздам.
Аркадий Петрович в лучшем своем штатском костюме (накануне Марфа Ипатьевна долго трудилась над ним с утюгом и потом любовалась делом рук своих) вошел в магазин Серафимчика на Итальянской.
Навстречу солидному посетителю кинулся шустрый приказчик, но не успел сказать и двух слов, как из своего кабинета вышел сам хозяин, за долгие годы занятий своим серьезным делом выработавший особенное шестое чувство, позволяющее ему по шагам отличать серьезных людей от просто зашедших в магазин полюбоваться драгоценностями. Сложив руки на огромном животе, обтянутом жилеткой из белого пике, Серафимчик неторопливо и величественно двинулся навстречу Аркадию Петровичу, приветливо улыбаясь в пушистые усы:
— Рад приветствовать, рад приветствовать, — он сделал еле уловимый жест левой рукой, после которого приказчик исчез, как будто его спрятали в шляпу фокусника, а хозяин ещё раз повторил чуть тише:
— Рад приветствовать, господин полковник.
— Подполковник, — вполголоса поправил его Горецкий, который привык уже не удивляться, что все в городе каким-то непостижимым образом знают его чин, хоть он старался не показываться в форме в людных местах.