Батумский связной

Стемнело. На поляне разожгли костер, принесли бурдюк домашнего вина, лаваш, овечий соленый сыр. Мужчины расселись у костра, выпили темно-красного терпкого вина и запели. Многоголосая грузинская песня, мужественная и печальная, наполнила лесную поляну, как церковный предел. Небо усыпали крупные южные звезды.

Борис осознал, что давно уже не чувствовал такого покоя, такой безопасности, как здесь, в горах, среди аджарских разбойников.

Самвел понял его чувства, отразившиеся на лице. Прервал пение и сказал:

— Эх, генацвале, оставайся здесь. Здесь никого нет — только горы и свобода… — Но тут же сам себе ответил: — Нет, не сможешь ты здесь жить: абреком нужно родиться. Поживешь два-три дня, пока там не затихнет, потом отвезу тебя в город, а там уж — твоя воля.

Мужские голоса снова слились в прекрасную песню, и где-то в чаще этой песне ответила рысь.

Глава пятая

В Феодосии бушевала ночная гроза. Гроза была сухая, без дождя. И от этого казалась особенно сильной. Молнии вспыхивали одна за другой и зигзагами падали в море, которое шумело грозно, гася их в высоких волнах.

Подполковник Горецкий не спал, он ждал гостя, а пока курил трубку, задумчиво глядя в окно на грозное небо. Вот стукнула калитка, собака тявкнула радостно — свои, — послышалось приветственное бормотание Саенко: «Сюда пожалуйте, его высокородие давно ждут…»

Горецкий вышел в сени.

— Как дошли, Саенко? Без приключений?

— Все в полном порядке, ваше сковородие! — отрапортовал Саенко, вызвав улыбку на губах прибывшего.

Человек одет был скромно, в темное. Он снял картуз, пригладил волосы, и тут стало заметно, что лицо у него в пыли — сухая гроза вместо воды гнала целые потоки пыли. Он оглянулся привычно, ища в сенях рукомойник. Тут же неслышно возникла хозяйка Марфа Ипатьевна с чистым вышитым полотенцем в руках. Вытирая лицо, гость метнул из-под полотенца быстрый взгляд на женщину, оценил ее неторопливые повадки и зрелую красоту, после чего поблагодарил скромно и прошел в комнату.

За это время Саенко успел в кухне перемолвиться парой слов с подполковником.

— Какие вести из Батума, Саенко?

— Так что, ваше сковородие, вести неважные. Пропал он, пропал совсем, затерялся в городе где-то. Греки, прощелыги этакие, высадили его не в порту возле лавок, где сами пристают, а в стороне где-то. Обыскались его в городе — пропал, как в море канул. Ох, и подлый же народ греки!..

— Однако, — помрачнел Горецкий, — один, без связей, без документов далеко он не уйдет. Пусть справки наведут, нет ли его в тюрьме тамошней.

— Искали и там — пока нету…

Горецкий придал лицу выражение спокойной приветливости и вышел. Прибывший в комнате рассматривал его трубку и встретил Горецкого таким же приветливым взглядом. Был он возраста неопределенного, как говорят — средних лет, но у мужчины это понятие включает большой промежуток. Темные влажные волосы серебрились у висков, вокруг глаз теснились морщинки. Одет он был чисто, и сидело все на нем как свое. Горецкий знал про этого человека, что родился он в туманном Альбионе, что много жил и работал нелегально в России и странах Востока и что, несмотря на простоватый вид, этот человек занимает высокое положение в Интеллидженс сервис.

— Рад видеть вас в добром здравии, мистер Солсбери.

— Я также весьма рад встрече с вами, мистер Горецкий. Здоров ли генерал?

— Вы имеете в виду Александра Сергеевича?

— Конечно, генерала Лукомского.

— Благодарю, и он, и Деникин благополучны.

Мужчины прошли в комнату, где накрыт был по русскому обычаю стол с водкой и закуской.

— Не обессудьте, — пригласил Горецкий, — живу сейчас скромно.

— Это даже хорошо, — улыбнулся гость, — я, знаете ли, привык в России к вашей еде.

— Итак, — начал гость, когда выпили, — вы знаете, что мое руководство с большим доверием относится к вашему шефу, генералу Лукомскому, чем к главнокомандующему. Именно поэтому я встречаюсь сегодня с вами. Честно вам скажу, если бы Лукомский занял пост командующего Вооруженными силами Юга России, помощь его величества короля Георга стала бы еще существеннее.

— Мистер Солсбери, — Горецкий слегка поморщился, — должен вам сказать, что Александр Сергеевич не пойдет ни на какую авантюру…

— По-моему, — прервал Горецкого англичанин, — руководители Белого движения должны считаться с интересами правительства его величества. Мы поставили Добрармии уже более 100 тысяч винтовок, 2000 пулеметов, 315 орудий, 200 самолетов, 12 танков и намереваемся значительно увеличить эти поставки. Английское правительство открыло Деникину кредит в 15 миллионов фунтов стерлингов. Я не говорю уж о присутствии нашего флота, который при необходимости может производить артиллерийскую поддержку ваших военных операций…

— Простите, сэр, — вмешался Горецкий в горячий монолог англичанина, — мы безмерно ценим вашу поддержку и ни на минуту не забываем, как многим вам обязаны. Однако какие бы то ни было перемены власти в Особом совещании всем — и генералу Лукомскому в частности — кажутся крайне нежелательными.