База икс

– Товарищ прапорщик! – Илье хотелось задать давно мучавший его вопрос. – Вы говорите о спасенных, а сами раз за разом гоните нас на поиски баз, схронов, тайников… Ведь можно было бы сесть и сидеть, лишний раз никуда не ходя. И мы были бы целее.

– Илюша, – Ефимов устало вздохнул, – конечно, любой из вас мне гораздо дороже какого-нибудь неизвестного танкиста или мотострелка, да и спецназовца из другого отряда тоже, но если будет стоять выбор – одного из вас на десяток их, – я, не колеблясь, сделаю его в пользу десятка. Вот так-то…

Признание далось непросто. Сергей замолчал. Ему хотелось бы, что бы боец его понял и простил… Но что творилось в душе у затеявшего этот разговор Юдина, осталось неизвестно.

Старший прапорщик Ефимов

Когда, обойдя все тройки, я вернулся к своей дневке, было еще светло. Воспоминания о состоявшемся разговоре с Юдиным никак не спешили исчезать из памяти. Может, я был не прав, может, стоило бы просто ответить: «Да, Бог есть», а не заводить заумные беседы с ждущим не совсем этого бойцом? Но я сделал, как посчитал правильным. Я не великий психолог, но мне кажется, что проще дать человеку понять о присутствии чего-то божественного посредством его собственной души и тела, чем заставить сотню раз повторить бессмысленную молитву. По мне, так совесть и есть то божественное, что присутствует в каждом из нас, заставляя каждого судить самого себя за совершаемые поступки. И еще: относительно «один к десяти». Я не сказал Юдину, что если от моей жизни будет зависеть жизнь и смерть моей группы, я, не задумываясь, произведу такой размен. Я не сказал и правильно сделал. Если захочет, поймет и так, а если не захочет, то к чему ему мои ничего не доказывающие и ни к чему не обязывающие слова?

За то время, пока я проверял тройки, мои радисты уже успели перекусить. Каретников в очередной раз выходил на связь, контрабас Гришин, завернувшись в плащ-палатку, посапывая, спал или пытался спать. Оставшийся в одиночестве фешник до сих пор суетился вокруг своей горелки. Поставленная на нее каша пыхтела во все стороны паром и, похоже, уже успела подгореть. Вокруг распространялся запах перловки с легким добавлением расплавленного пластика.

– До противника далеко? – с наивностью чукотского юноши поинтересовался я у него.

Фешник поднял на меня взгляд, молча потаращился пару секунд, придумывая ответ, потом сообразил, что передо мной вовсе не стоит цель узнать состояние дел в отношении противника, и на самом деле это не вопрос, а скорее скрытая насмешка.

– Ну-у-у… – протянул он, пытаясь донести до меня свою точку зрения. Затем окончательно сообразил, что мне это ни к чему. – А что?

– Запах разогретой каши при таком вот дуновении ветерка разносится черт-те знает куда и черт-те на сколько.

– Да? – В его голосе сквозило сомнение.

– Да, – сокрушенно подтвердил я. – Сегодня не стоило бы этого делать. Но, да бог с ней, с кашей! – Взмах руки, как точка в обсуждении. Сам виноват, не предупредил. Бойцы-то знают – команды нет, значит, нельзя и пищу разогревать.

– Так вы что, едите всегда холодное? – Напряженности в голосе не заметить было просто невозможно; наверное, он заподозрил, что я просто-напросто решил до него докопаться.

– Нет, – возразил я и, чтобы прекратить начинающуюся ссору, спросил: – Так где обещанный кофе?

– Да собственно… вот… сейчас… – Он тоже полагал, что лучше худой мир, чем добрая драка.

Она того не стоила. Тем более что место, на котором расселась моя группа, представляло собой небольшой холмик с плоской вершиной – хорошая, удобная позиция. Но, честно признаться, организуя засаду, я большей частью рассчитывал на тихую, спокойную ночь отдыха, чем на получение реального результата.

Вскоре я пил сваренный фешником кофе и уплетал его же хрустящие крекеры. Состояние окружающей природы располагало к благостному созерцанию. Располагало, но мне было не до того. Завтра мы должны были выйти в расчетную точку (если, конечно, фешер не мутил воду), а значит, мне необходимо иметь нечто более конкретное, чем «пойди туда…». И вот это «нечто» я и собирался сейчас выяснить.

Крекеры оказались хорошими и потому быстро закончились. Сделав последний глоток кофе, я неторопливо протер кружку влажной салфеткой и, поставив рядом с собой, повернулся лицом к заканчивавшему доедать кашу фешнику. Затем полез в разгрузку, вытащил из разгрузки карту и, расстелив ее на коленях, продолжил молчаливо таращиться на своего сотрапезника. За все время кофепития мы не проронили ни слова – дневное происшествие никак не способствовало нашему единению. И потому, несмотря на то что именно я был заинтересован в начале разговора, мне все же хотелось, чтобы инициатива развязывания беседы шла именно от него.

– Ну, и? – Как я и надеялся, первым воплотил мысли в звук он – фешер.

– Что там? – Коротко, по существу, вопрос, как в анкете.