— Ну, пропала моя головушка, если все такъ у нихъ пойдетъ, думалъ молодой Осборнъ, подходя къ своему неловкому защитнику. Отстань, братъ, Кукушка, гд теб, да и зачмъ? сказалъ онъ мистеру Доббину. И есть изъ чего хлопотать? Какихъ-нибудь два, три бубенчика по ладонямъ: это ничего, Кукушка, право. Я ужь къ этому привыкъ.
Но Доббинъ, казалось, ничего не слыхалъ. Члены его дрожали, ноздри расширялись, глаза сверкали необыкновеннымъ блескомъ, и прежде чмъ Коффъ усплъ насладиться своимъ торжествомъ, онъ разбжался и ловкимъ ударомъ всадилъ ему тумака на самую середину его римского носа. Къ изумленію всей компаніи, Коффъ пошатнулся и упалъ.
— Молодецкій ударъ, нечего сказать, проговорилъ маленькій Осборнъ тономъ знатока. Ай же, Кукушка! Хорошо, любезный, хорошо.
Битва возобновилась съ новымъ ожесточеніемъ и Доббинъ опять одержалъ блистательную побду. Изумленіе зрителей увеличивалось съ минуты на минуту тмъ боле, что Кукушка-Доббинъ вс эволюціи производилъ лвою рукою. Наконецъ, посл двнадцатой сходки, мистеръ Коффъ, повидимому, совершенно потерялъ присутствіе духа и утратилъ способность защищаться; напротивъ, мистеръ Доббинъ былъ непоколебимъ, какъ столбъ, и спокоенъ, какъ квакеръ. Тринадцатая схватка увнчалась опять для него блистательнымъ успхомъ.
— Баста, лежачого не бьютъ! сказалъ наконецъ Доббинъ, отступая отъ своего противника, валявшагося передъ уиккетомъ на зеленой трав. Пусть это будетъ для него урокомъ на всякой случай; а ты, Осборнъ, останешься навсегда подъ моимъ покровительствомъ и надзоромъ.
Площадь огласилась крикомъ, и вс привтствовали побдоносного Доббина. Сильный гвалтъ на заднемъ двор пробудилъ, наконецъ, вниманіе самого доктора Свиштеля, и онъ вышолъ изъ своего кабинета развдать, что это за суматоха. Одинъ взглядъ на поле битвы объяснилъ ему сущность дла. Первымъ его дломъ было дать строжайшій выговоръ всмъ вообще и каждому порознь; вторымъ приказать принести розги для наказанія Доббина; уличонного въ буйств. Но мистеръ Коффъ, успвшій между-тмъ подняться на ноги, подошолъ къ доктору Свиштелю, и сказалъ:
— Виноватъ во всемъ я одинъ, милостивый государь: Доббинъ тутъ въ сторон. Я безвинно колотилъ одного мальчика и Доббинъ только вступился за него.
Этой великодушной рчью мистеръ Каффъ не только спасъ своего побдителя отъ розогъ; но и возстановилъ совершеннйшимъ образомъ свою репутацію въ заведеніи доктора Свиштеля.
Въ этотъ же день, юный Осборнъ отправилъ въ родительскій домъ письмо слдующаго содержанія:
«Надюсь, что ты совсмъ здорова, милая мамаша, и премного одолжишь меня, если пришлешь сюда круглый пирожокъ съ изюмомъ и пять шиллинговъ, которые мн очень нужны. А у насъ было сраженіе между Коффомъ и Доббиномъ. Ты, вдь, знаешь, мамаша, что Коффъ былъ Птухомъ въ нашемъ пансіон. Они схватывались тринадцать разъ и Доббинъ совсмъ заклевалъ Коффа. Поэтому онъ будетъ теперь ужь вторымъ Птухомъ; а первымъ Доббинъ. Они сражались изъ-за меня. Коффъ началъ было куксить меня за то, что я разбилъ у него кружку съ молокомъ, а Доббинъ не выдержалъ и подцпилъ его на буксиръ. Кукушка, то есть, такъ мы до сихъ поръ называли Доббина, потому-что отецъ его торгуетъ по мелочамъ въ Сити на Великорцкой улиц. Маменька, ты ужь прикажи папаш закупать чай и сахаръ у его отца, потому-что Кукушка сражался изъ-за меня. Коффъ узжаетъ домой каждую субботу, но нынче не подетъ; потому-что у него сизые голуби подъ обоими глазами. За нимъ прізжаетъ грумъ въ полосатой ливре и приводитъ для него маленькую, блую лошадку Пони. Уговори папашу и для меня купить Пони. а я останусь навсегда
вашимъ покорнйшимъ сыномъ,
Джорджъ Седли Осборнъ. «
«P. S. Поцалуй за меня маленькую Эмми. Я вырзалъ для нея чудесную колясочку изъ карточной бумаги. «