Базар житейской суеты. Часть 1

Вс эти остроты; по обыкновенію, сопровождались громкимъ смхомъ со стороны дйствительныхъ джентльменовъ, смотрвшихъ свысока на торговлю сахаромъ и сальными свчами.

— Вдь и твой отецъ, Осборнъ, тоже купецъ, замтилъ Доббинъ, въ частной аудіенціи, черномазому мальчишк, который накликалъ на него всю эту бурю.

— Неправда. Мой отецъ джентльменъ, и у него есть собственная карета! горделиво отвчалъ Осборнъ, бросивъ презрительный взглядъ на товарища.

Такимъ образомъ, мистеръ Вилльямъ Доббинъ оставался одинокимъ въ кругу рзвыхъ мальчишекъ, и велъ вообще горемычную жизнь. Въ рекреаціонные часы; когда весь пансіонъ предавался беззаботному разгулу на докторскомъ двор, отверженный юноша забивался въ уединенный уголокъ, и соболзновалъ на-досуг о своей злосчастной судьб. Надобно отдать справедливость: наши англійскія школы, преимущественно т, на которыя правительство не иметъ непосредственного вліянія, пропитаны злополучнымъ духомъ, и я не знаю въ Европ ни одной страны, которая въ этомъ отношеніи могла бы поверстаться съ великобританскимъ королевствомъ. Кто изъ насъ не вспоминаетъ съ замираніемъ сердца о болзненно-горестныхъ часахъ, проведенныхъ на школьной скамейк? Кто въ свое время не терплъ нравственной пытки надъ этой негодной латынью, которою, Аллахъ вдаетъ ради какихъ причинъ, забиваютъ намъ голову чуть ли не отъ пелёнокъ?

И вотъ, по милости этой латыни, Вилльямъ Доббинъ принужденъ былъ считаться самымъ послднимъ ученикомъ въ докторскомъ пансіон, гд онъ казался настоящимъ гигантомъ между маленькими шалунами, истощавшими надъ нимъ силу своихъ врожденныхъ остротъ. Вижу будто сейчасъ, какъ идетъ онъ между ними съ своимъ несчастнымъ букваремъ, опустивъ голову въ землю и выдлывая преглупйшія мины. И чего не длали надъ нимъ днемъ и ночью, въ классахъ и на двор, въ рекреаціонные часы? Запустить ему въ носъ снигиря, то есть свернутую въ трубочку бумажку съ перцомъ, или засыпать ему ротъ табакомъ, когда онъ спалъ, считалось сущею бездлицой и самою позволительною шуткой. И все сносилъ терпливо бдный школьникъ; изгой и загнанный въ дтскомъ кругу.

Совсмъ другая статья — мистеръ Коффъ. Это былъ денди въ учебномъ заведеніи доктора Свшителя. Онъ пилъ вино, курилъ трубку и храбро дрался съ мальчишками на улиц. По субботамъ приводили къ нему верховую лошадку съ щегольскимъ сдломъ и посеребреной уздечкой. Дома въ его комнат стояли огромные ботфорты, въ которыхъ онъ по воскресеньямъ здилъ на охоту. У него были золотые часы съ репетиціей, и серебряная табакерка, такая же какъ у самого доктора Свшителя. Онъ здилъ въ оперу, и тономъ знатока судилъ объ актерахъ и актрисахъ. Мистеръ Коффъ, что называется, собаку сълъ въ латинскомъ язык, и могъ забросать васъ цитатами изъ Горація и Сенеки. Онъ писалъ греческіе гекзаметры, и сочинялъ французскіе стихи. Все зналъ мистеръ Коффъ, и не было для него тайнъ въ области искуства и науки. Носился слухъ, будто онъ въ состояніи за-поясъ заткнуть самого доктора Свиштеля.

Среди школы мистеръ Коффъ былъ, въ нкоторымъ смысл, трех-бунчужнымъ пашою, и подъ его безконтрольной командой состояли вс юные питомцы. Одинъ чистилъ сапога мистера Коффа, другой бгалъ для него въ лавочку за колбасой, третій имлъ непосредственный надзоръ за его гардеробомъ, четвертый подавалъ ему шары, когда играли въ криккетъ, и такъ-дале, все въ этомъ род. Одинъ кукушка-Доббинъ состоялъ постоянно подъ его опалой, и мистеръ Коффъ презиралъ его до такой степени, что даже не требовалъ отъ него услугъ, кром весьма рдкихъ случаевъ, когда ему лнь было позвать къ себ достойнйшаго слугу.

Но вдругъ произошло совершенно-неожиданное столкновеніе между этими двумя юношами, альфой и омегой докторской школы. Это случилось такимъ образомъ: Кукушка сидлъ одинъ въ класной комнат и сочинялъ письмо домой; въ это время Коффъ, воротившійся съ прогулки, вынулъ изъ кармана деньги, и приказалъ ему бжать въ мелочную лавку для покупки тминной коврижки.

— Не могу, сказалъ Доббинъ, мн надобно докончить письмо.

— Ты не можешь? сказалъ Коффъ, вырвавъ документъ изъ рукъ ослушника, ты не можешь?

Документъ содержалъ въ себ черновое письмо, набросанное весьма неискусною рукою, гд граматическія ошибки рельефно перемшивались съ каплями слезъ, пролитыхъ на бумагу: бдный юноша писалъ къ своей матери, которая любила его нжно, хотя была женою мелочного лавочника и жила въ скромномъ домик на Великорцкой улиц.

— Ты шутишь, кукушка, или нтъ?

— Я говорю серьёзно.

— А почему, желалъ бы я знать? Разв ты не можешь написать въ другое время это глупое письмо?

— Отдай письмо, Коффъ; честный человкъ не долженъ отрывать чужихъ тайнъ.

— Какъ? Ты смешь меня учить?

— Я говорю только отдай письмо.

— А я говорю: ступай въ лавку.

— Не пойду.

— Такъ ты не пойдешь! вскричалъ Коффъ, засучивая рукава своей куртки.

— Коффъ! Не давать воли рукамъ, или я задамъ теб такого туза… заревлъ взбшенный Доббинъ, и тутъ же схватилъ свинцовую чернильницу, изъявивъ такимъ образомъ ршительную готовность вступить въ отчаянную битву.