Это, однакожь, въ нкоторомъ смысл, предметъ чрезвычайно важный, и мы можемъ, если захотимъ, придать ему джентльменскую, или романтическую, или просто шуточную форму. Вообразите, напримръ. что сцена дйствія, обставленная этими же самыми лицами, переносится на Гросвенор-Скверъ: лордъ Джозефъ Седли пламенно влюбленъ въ княжну Ребекку, а маркизъ Осборнъ запылалъ возвышенною страстью къ Амеліи, получившей отъ герцога, своего родителя, полное согласіе располагать своей судьбой.
Или, если угодно, намъ ровно ничего не стоитъ, изъ аристократическихъ салоновъ Гросвенор-Сквера спустится въ какую-нибудь преисподнюю и описать, напримръ, что длается на кухн мистера Седли. Вообразите вмст со мною, какъ чорный Самбо влюбленъ въ кухарку (что, впрочемъ, отнюдь не противорчитъ дйствительности), и какъ онъ сражается изъ-за нея съ безстыднымъ кучеромъ: какъ мальчишка буфетчикъ крадетъ стеариновую свчу, и горничная миссъ Седли остается въ потьмахъ. Вступивъ въ эту колею, я могъ бы, пожалуй, представить множество презабавныхъ столкновеній, не лишонныхъ юмора и комического интереса.
Или, для охотника до раздирательно-трагическихъ эффектовъ, можно было бы совсмъ перевернуть эту грязную картину. Представьте, что за горничной миссъ Седли волочится какой-нибудь бандитъ, лютый бандитъ, сорвиголова. Вотъ онъ вламывается въ домъ честного негоціанта, поражаетъ чорнаго Самбо и похищаетъ бдную миссъ Амелію, лишившуюся чувствъ. Прелестная два исчезла изъ вашихъ глазъ, и вы ужь не увидите ее, какъ своихъ ушей, до послднихъ страницъ послдняго тома, гд, разумется, все оканчивается къ общему благополучію. Тутъ, конечно, была бы пропасть эффектовъ, и читательница, я знаю, съ жадностью ловила бы каждую строку этого литературного произведенія. Вообразите, что эта глава начинается такимъ образомъ.
НОЧНОЕ НАПАДЕНІЕ.
Ночь была мрачная и бурная, облака сходились, расходились, сталкивались и расталкивались, и, наконецъ, совсмъ сгустились и почернли; какъ… какъ чернила. Бурный вихрь неистово срывалъ верхушки трубъ съ кровель домовъ, и дико завывалъ по широкому раздолью, разбивая въ дребезги черепицы и камни. Ничто не могло устоять противъ этой страшной борьбы разъяренныхъ стихій природы; ночные стражи, съеживаясь, спшили укрыться въ своихъ конурахъ, продуваемыхъ втромъ, заливаемыхъ сверху и съ боковъ потоками дождя. Громовые удары слдовали одинъ за другимъ, перекатываясь и раскатываясь на необозримомъ небосклон. Молніи сверкали убійственными змями; прорзывая насквозь сизо-багровыя тучи. Фонари на улицахъ загасли, масло разлилось, стекла потрескались во всхъ нижнихъ и верхнихъ этажахъ. Одинъ кучеръ въ Соутамптон, не успвшій скрыться въ своей конюшн, стремглавъ полетлъ съ своихъ козелъ… куда? Но ураганъ не даетъ встей о судьб своихъ жертвъ и прощальный крикъ несчастного возницы заглохъ и замеръ въ душномъ пространств. Ужасная ночь, страшная ночь! Все было темно вокругъ, какъ въ засмоленной бочк, и не было луны на безпредльномъ горизонт. Да, такъ: не было луны. Совсмъ не было. Не было ни одной звзды. Хоть бы одинъ слабый, мерцающій, перемежающійся лучь изъ надзвздной тверди, но и того не было. Вечеромъ только, въ глубокіе сумерки, показала свой ликъ лишь одна привтная звздочка, но и та сокрылась невозвратно въ непроницаемой мгл.
— Разъ, два, три!
Это былъ сигналъ главного бандита. Десятки безобразныхъ чучелъ съ грязными рожами выскочили изъ подъ моста, и устремились вс на одинъ и тотъ же пунктъ.
— Ты ли это, Визаръ? спросилъ удушливый голосъ.
— Кто жь, кром меня! отвчалъ бандитъ. Ну; ребята, заряжайте пистолеты, и маршъ впередъ. Ты, Блаузеръ, пойдешь на кухню, а ты, Маркъ, въ кладовую. Ключниц зажать ротъ, кучера связать, горничную и кухарку взять съ собою. А я, прибавилъ онъ свирпымъ голосомъ, я посмотрю, что длаетъ Амелія въ своей спальн!
Наступила мертвая тишина.
— Ба! Что я слышу? За мной, ребята! заревлъ Визаръ.
Вдь это было бы очень хорошо: не правда ли, милостивая государыня? Попытаемся теперь разжидить свой слогъ розовой водицой.
Маркизъ Осборнъ написалъ
Красавица получила душистую записку изъ рукъ своей
— Милый маркизъ! Какъ онъ любезенъ.
Въ записк было приглашеніе на балъ къ лорду Бумбубунъ.
— Кто эта прелестная двушка? спросилъ въ тотъ же вечеръ индійскій принцъ, Моггичунгукъ, прикатившій изъ Пиккадилли на шестерк вороныхъ коней. Именемъ всхъ купидоновъ, любезный Седли, представьте меня ей.
— Имя ея — миссъ Седли, Monseigneur, сказалъ лордъ Джозефъ многозначительнымъ тономъ.
— Vous avez alors un beau nom, отвчалъ сіятельный Моггичунгукъ, торопливо отступая назадъ съ озабоченнымъ видомъ. Въ эту минуту онъ наступилъ на ногу старого джентльмена, который стоялъ позади и безмолвно любовался на очаровательныя прелести леди Амеліи.
— Trente mille tonnerres! закричалъ старый джентльменъ, скорчившисъ подъ вліяніемъ agonie du moment.
— Ахъ, это вы, Monseigneur! Mille pardons?