Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

– Миленький вы мой, ну зачем вы сердитесь? Я больше не буду. Пожалуйста, не сердитесь. – Голос приближался, она поднималась по лестнице. – Тогда я, может, дам вам сделать снимки, о которых мы говорили.

К этому времени я уже встал с кровати и на палец приотворил дверь. Слышно было, как молчит мистер Юниоши, – слышно по тому, как изменилось его дыхание.

– Когда?

Девушка засмеялась.

– Когда-нибудь, – ответила она невнятно.

В этот момент наш герой подглядывает в полуоткрытую дверь за Холли, он живет этажом выше, и видит девушку со светлыми, соломенными мальчишечьими волосами в узком черном платье.

При всей ее модной худобе от нее веяло здоровьем, мыльной и лимонной свежестью, и на щеках темнел деревенский румянец. Рот у нее был большой, нос – вздернутый. Глаза прятались за темными очками. Это было лицо уже не ребенка, но еще и не женщины. Я мог ей дать и шестнадцать, и тридцать лет. Как потом оказалось, ей двух месяцев не хватало до девятнадцати.

Дальше заинтригованный писатель разворачивает настоящую слежку. Он изучает содержимое ее мусорного ведра, откуда узнаёт, что Холли читает журналы про знаменитостей, гороскопы в большом количестве, курит, красит волосы, питается сыром и тостами. А еще узнаёт, что она получает много писем из армии, которые рвет на полоски вроде книжных закладок. И на этих полосках чаще всего встречаются слова: «скучаю по тебе», «дождь», «пожалуйста, пиши», «сволочной», «проклятый», «одиноко» и «люблю».

Кроме того, герой узнаёт, что, помыв голову, Холли часто выходит на пожарную лестницу с гитарой и, пока сушатся волосы, играет грустные, никому не известные песни, которые указывают на то, что девушка приехала издалека. «Грубовато-нежные песни, – пишет Капоте, – слова которых отдавали прериями и сосновыми лесами».

Наконец происходит их знакомство. Тоже совершенно оригинальным образом. Холли влезает в окно писателя по пожарной лестнице, спасаясь от очередного пьяного назойливого ухажера. Писатель только успел прилечь в постель, прихватив с собой стаканчик виски и новый роман Сименона, как в окно постучали. За стеклом стояла Холли Голайтли.

– У меня там жуткий человек, – сказала она, ставя ногу на подоконник. – Нет, трезвый он очень мил, но стоит ему налакаться – bon Dieu[3] – какая скотина! Не выношу, когда мужик кусается. – Она спустила серый фланелевый халат с плеча и показала мне, что бывает, когда мужчина кусается. Кроме халата, на ней ничего не было. – Извините, если я вас напугала. Этот скот мне до того надоел, что я просто вылезла в окно… Слушайте, можете меня выгнать, если вам хочется. Это наглость с моей стороны – вваливаться без спросу. Но там, на лестнице, адский холод. А вы так уютно устроились. Как мой брат Фред. Мы всегда спали вчетвером, но когда ночью бывало холодно, он один позволял прижиматься. Кстати, можно вас звать Фредом?

Наш герой не против. С этого момента Холли будет называть его Фредом, и мы так и не узнáем настоящее имя рассказчика. Представившись писателем, он по просьбе Холли читает ей вслух новый рассказ, по-видимому сложный и экспериментальный. Все время, пока он читал и бросал на нее украдкой взгляды, Холли ерзала на стуле, ковыряла окурки в пепельнице, разглядывала ногти, «словно тоскуя по ножницам», одним словом, страшно скучала, а он мучился и корил себя. Когда он закончил, Холли спросила: