Бажов

Бажов: в настоящее время положение моё серьёзное и тяжёлое. Я считал, что стаж имею законно, так как Усть-Каменогорская большевистская организация, принимая меня в партию в декабре 1919 года, установила мне стаж с июля 1917 года, учитывая мои прежние заслуги. На самом же деле я в 1917 году членом партии большевиков не состоял, и вступил впервые в партию 26 июня 1918 года на съезде советов в Камышлове, где Липкин внёс предложение зачислить мне стаж с июля 1917 года. В 1917 году и после я не был эсером, а был анархистом и это давало мне возможность блокироваться со всеми другими партиями, с кем было выгодно. Значусь же эсером по камышловским газетам неверно. Взгляды мои были большевистские, но учитывая засилие кадетов в Камышлове, я под маской эсеров выступал за осуществление большевистских взглядов. С Подпоренным, Козловым и другими большевиками города Камышлова я блокировался в июльские дни и это явилось стимулом для партийной организации Большевиков установить мне стаж 1917 года. Надо сказать, что камышловские большевики группировались вокруг меня. Когда я отступил с Красной Армией, то есть семья моя преследовалась белыми, значит, я определенно имел партийность. Не знаю, на каких данных основывается товарищ Кашеваров, обвиняя меня в выступлении на митинге защиты Учредительного собрания. Мне кажется, что этих документов быть не может. Также не может быть документов о том, что я в августе 1918 был беспартийным. Я был в это время в партии большевиков“»[188].

Возражения Бажова не оказали нужного действия – после обсуждения Бажов-коммунист коммунистом быть перестал, его исключили из партии.

«Постановили:

товарища Бажева П. П. из членов партии исключить: ‹… › за присвоение партстажа с июля 1917 года, тогда как Бажев в в это время был эсером и в январе 1918 года выступал официально как эсер в защиту Учредительного собрания на митинге в городе Камышлове, где, по предложению эсеров, была принята контрреволюционная резолюция. В списках эвакуированных советских работников из местностей, занятых белыми, Бажев числится безпартийным. Бажев на чистке ячейки ОГИЗ вел себя неискренне и не заявил о присвоении им партстажа.

3. При объяснении на партгруппе также был неискренен, стараясь защищать свой поступок присвоения партстажа, возражая против документов, уличающих его, до конца отрицая своё пребывание в эсеровской организации и доказывая, что он, анархист, под маской эсэра вёл большевистскую работу»[189].

Правда, впоследствии Бажова (благодаря заступничеству героя Гражданской войны Макара Васильевича Васильева – он был командиром Бажова) восстановили в партии, заменив исключение выговором, но ненадолго. Второй донос Кашеварова поставил в этом вопросе точку – Бажов был безоговорочно из партии вычищен и уволен с занимаемой должности. Что же такого ещё «нарыл» мстительный Кашеваров?

Во второй раз суть претензий была куда жёстче: дело в том, что книга «Формирование на ходу», которую писал в это время Бажов, была посвящена в том числе и комдиву Васильеву. Но вот незадача: Васильева накануне издания книги арестовали и обвинили ни больше ни меньше – в троцкизме. Вот и получилось, что Бажов в своей книге восхвалял врага народа. И оказалось совсем не важно, что книгу он писал по заданию партии и основывался на материалах газеты «Уральский рабочий».

Показательно, что Кашеваров страдал грехом доносительства не только в отношении Бажова. По данным историка Нины Кузнецовой, доносил он и на других людей и даже на организации. И вот что ещё интересно, – по свидетельствам родственников Михаила Степановича, он не расставался с пером до конца своей жизни, которую, по версии ряда исследователей, закончил в застенках НКВД. Якобы его туда забрали по чьему-то доносу в январе 1947(8) года то ли как свидетеля или как жертву. Вот такая ирония судьбы! Здесь, в этой не особо радостной истории, можно было бы ставить точку, ведь её конец более чем красноречивый и назидательный, но всё же не лишним будет сообщить ещё несколько фактов из биографии личного врага Бажова.

Во время Великой Отечественной войны Кашеваров служил в составе санитарного поезда, несколько раз был ранен, а после излечения продолжил службу в трудовой армии. Позже работал на Чебаркульском заводе, в ремесленном училище. В 1946 году вернулся обратно в Свердловск и, по некоторым источникам, именно там встретил смерть.

Нельзя не учитывать, что все эти военные и послевоенные годы Кашеваров не мог не следить за успехами Бажова. Не мог не видеть его головокружительного восхождения и по творческой, и по административной линии. Не мог не оценить и факт избрания Бажова руководителем писательской организации Урала, не мог не читать о государственных наградах Бажова. И факт избрания отца «Малахитовой шкатулки» депутатом Верховного Совета СССР наверняка не прошел мимо Кашеварова. Как всё это было им воспринято и понято, нам, конечно, неизвестно. Наверное, к лучшему!