Мягкие уговоры Кати и готовность к нападению Даши, видно, доконали его, и он сердито схватил унты, продолжая считать все это сущим вздором. Ладно, он сейчас выйдет и строго скажет старику: «Дайте мне мои валенки и берите свои унты». Он, Николай Тогойкин, не такой человек, чтобы разувать безногого старика.
Когда он вышел, над ярко пылавшим пламенем костра поднимался пар от кипящего бака. Старик и Вася хлопотали тут же, над чем-то склонившись. По звездам, густо усыпавшим небо, похоже, не было и пяти часов утра. Погода обещала быть ясной.
— Доброе утро, брат! Мы с Семеном Ильичом…
— Здравствуйте! — кивнул головой Тогойкин, приглядываясь к старику, сидящему в его валенках.
— Встал, Коля?
— Встал, — довольно неприветливо буркнул Тогойкин.
Распустив веревку, на которой они таскали дрова, старик сучил новую длинную бечевку.
— Очень уж хорош лен, Коля, на наше счастье.
— Да, наверно. — Чтобы не вступать в разговор, Тогойкин отошел в сторонку и стал умываться снегом. Сразу заявить: «Снимите валенки!» — получится слишком грубо. Они ему велики, вон как загнулись кверху носки! Вот и будут болтаться на нем и натрут больную ногу.
К Николаю подошел Вася и, набирая здоровой рукой снег, стал тоже умываться.
— Что он делает? — Тогойкин указал глазами на старика.
— Для тебя, — шепотом ответил Вася. — Чтобы ты мог везти за собой запасную лыжу.
— Зачем?
— На всякий случай, говорит. Вчера бился целый день, все искал фанеру для второй.
— Бак отнесите, будет вам шептаться!
«Все искал фанеру…» Тогойкина охватило волнение. А эти унты действительно, оказывается, очень мягкие и очень легкие. Вот почему в детстве нетрудно было ходить в школу за пять-шесть верст… Старый ни за что не возьмет их обратно. Рассердиться может, даже обидеться. Что же делать?
Тем временем Семен Ильич привязал бечевку к носку лыжи.
— Коля, смотри. Вот так перекинешь ее через плечо. А насчет унтов ты даже не заикайся!..
II
В таких случаях человек много думает и мало говорит. Разговор не клеился, тоскливо тянулось чаепитие. Все держались так, будто ничего не произошло. О чем-нибудь заговаривая, каждый старался обойти стороной главную тему, занимавшую всех, — уход Тогойкина и их житье без него.
Вася вначале просто молчал, а потом стал не в меру словоохотлив, стараясь развеселить людей шутками, но получалось у него все как-то неудачно и некстати.
— Ты, Коля, на обратном пути приведи на веревочке одного сохатого! Будем на нем возить дрова для костра. — Вася оглядел всех вопросительным взглядом: как, мол, сострил?
— А медведя не надо?
— Если даст слово не кусаться! — захохотал Вася, но, видя, что никто даже не улыбнулся, тотчас осекся.
Нет, явно разговор не получался.
— Девушки! — неожиданно загудел Александр Попов, словно вспомнил что-то весьма важное. Все обернулись к нему. — Вы не забыли сварить морс?
— Сейчас сварим, — смущенно пробормотала Даша, отводя глаза.
До чего не вязалось с ней это смущенное бормотание!
Опять наступило молчание.
— Без тебя мы с Семеном Ильичом займемся строительством. Вернешься и увидишь дом с амбаром, детский сад, каток.
Вася поднял руку над больным коленом старика, но Катя с необычайной ловкостью перехватила его руку и, как мать, унимающая подростка сына, зашептала:
— Не надо, Вася, ты лучше помолчи.
— Ладно. Говори сама…
— Слово — серебро, а молчание — золото, Васенька.
— А не слишком ли много у нас золота, Дашенька?
— Товарищ Тогойкин! — начал Иванов, откашливаясь. Все затихли в ожидании того, что он скажет. — Разговор о твоем походе и о подготовке к нему можно считать оконченным.
— Я ухожу! — Словно обрадовавшись, Николай вскочил на ноги.
— Совсем не надо было это затевать, — вдруг убежденно сказал Фокин, будто нашел простой и надежный выход из создавшегося положения.
Все настороженно притихли.
— А что, по-вашему, Эдуард Леонтьевич, надо делать? — спросил Иванов.
Ответа не последовало.
— Ну, сядем, друзья, — проговорил Коловоротов, хотя все, кроме Тогойкина, и без того сидели или лежали. — Сядь и ты, Коля! Ну, а теперь встанем!..
Кто мог, поднялся.
Тогойкин подошел к Иванову, тот притянул его к себе, обнял за шею и поцеловал.
— Удачного пути тебе, Коля.
— Спасибо, Иван Васильевич! — Он хватал чьи-то руки, торопливо пожимал их и, чтоб не выдать своего волнения, громко сказал: — До свидания, товарищи! — И, сразу отвернувшись, выскочил наружу.
Николай уже стоял на лыжах, перекинул веревку через плечо от запасной лыжи и закрепил ее, когда к нему подскочил Вася. Друзья обнялись.
— Эй, не рыдайте, герои! — раздался насмешливый голос Даши.
Парни разжали объятия.
III
Сначала мрак впереди был зловеще густ. Таежный лес стоял перед ним неприступной стеной, будто решил преградить ему путь. Мелькнувшую было мысль — не подождать ли полного рассвета — Тогойкин отбросил и устремился прямо на стену мрака.
Но постепенно деревья стали перед ним расступаться, в глазах становилось светлее.
Он вышел на широкую травянистую ложбину и через нее направился к распадку, по краям которого узкой полоской росли реденькие сосенки, а заканчивался распадок полукруглым ожерельем молоденьких березок.