– Не чудеса и не решето никакое, а знание человеческой природы и точный расчет, – сурово поправил его Воронцов. – Чудеса начались чуть позже. Патриотическая идея о возвращении шедевра Леонардо да Винчи на родину гения увлекла даже официальные итальянские власти. Некоторое время в правительстве спорили, стоит ли вообще возвращать картину во Францию или оставить ее в Италии. В конце концов все-таки решили возвратить ее в Париж, в Лувр. А Перуджа на короткий срок сделался национальным героем Италии. Как и следовало ожидать, его безумная теория не подтвердилась, и шедевра, равного «Джоконде», он так и не написал. Однако жизнь свою прожил достойно: служил в итальянской армии, во время Первой мировой был захвачен вражескими войсками, провел в плену два года, потом вернулся на родину, женился, и у него родилась дочь, которую Винченцо назвал Селестина…
– Очень интересно, – нетерпеливо перебил его старший следователь, – но вы говорили, есть что-то новое насчет Голочуева.
– Говорил, – кивнул генерал. – Насчет Голочуева и этого, зама его…
– Коротайского, – подсказал старший следователь.
– Да, – согласился Воронцов, – и Коротайского тоже. Одним словом, покумекал я тут, а потом и позвонил кое-кому. Знающие люди говорят, что смерть, действительно, мутная. Насколько я понял, настроение у фигуранта было отличное, сидел он в хорошем двухместном номере с холодильником и телевизором, ел только ресторанную еду, телефона у него никто не отбирал – в общем, богатым людям у нас лафа даже в тюрьме. Живи да радуйся. Тем более, переехав на зону, вскорости мог он на УДО подавать. Но ничего этого не случилось. Почему – можно догадываться. Кто-то влиятельный не захотел, чтобы он рот открывал. Во-первых, повторно возбудили дело, а это новые допросы фигурантов. Во-вторых, выйдя на волю, Коротайский мог кое-кого начать шантажировать. В общем, догадаться можно, чей тут был интерес.
Волин пожал плечами: догадаться, разумеется, можно. Вот только одних догадок мало – нужны доказательства. А их нет.
– Да, доказательств нет, – согласился генерал. – И вряд ли появятся. Покойник уже ничего не скажет, а остальные заинтересованные лица – тем более.
– Так и что теперь? Закрывать дело?
– Нет, – отвечал Воронцов, – закрывать дело рано. Просто заходить на твоего Голочуева нужно с другого конца. И конец этот, как ни странно, находится в этой вот передаче «Частное расследование», которую ты мне оставил. Ты ее внимательно смотрел?
Прямо скажем, такой вопрос не очень понравился старшему следователю. Он вообще-то все смотрит внимательно, во всяком случае, все, что имеет отношение к его работе.
Генерал только головой покачал. Его не интересует все вообще, его интересует главное: внимательно ли смотрел Волин этот самый диск? И пусть не торопится с ответом.
– Сергей Сергеевич, а нельзя прямо сказать, о чем речь, без эти ваших спецслужбистских заходов? – с некоторым раздражением осведомился Волин.
Сергей Сергеевич отвечал, что нельзя, никак нельзя, потому что служба у Волина такая, что он каждый день и каждый час должен учиться новому, в том числе и на своих собственных ошибках. Что ему там говорил Голочуев по поводу картины, которая висит в его служебной московской квартире, и на которой изображен мальчик с ружьем? Что она ему не принадлежит, что досталась от предыдущего жильца? Так вот, если бы Орест Витальевич смотрел передачу внимательно, он бы заметил, что эта же самая картина с мальчиком висит у Голочуева и в смоленской его квартире. Какой отсюда вывод?
– Вывод простой – Голочуев забыл про картину, – отвечал старший следователь. – Может, это его жена картину всюду за собой таскает, а он на нее и не глядел ни разу. Но даже если он и соврал сознательно, что нам это дает?
С минуту, наверное, генерал сидел, смежив веки, потом хитро посмотрел на Волина.
– Все дело в том, что это за картина такая, – проговорил он негромко. – Если она, как ты говоришь, нонейм, так это пусть. Но на самом деле портрет этого мальчика – вещь очень ценная и может стоить миллионы. И не в рублях притом, а в долларах или, если тебе больше нравится, в евро.
– А вы-то откуда знаете? – скажем прямо, вопрос прозвучал не слишком вежливо, однако сегодня старый историк, положительно, испытывал терпение Ореста Витальевича своими загадками.
Воронцов усмехнулся. Он знает, потому что видел эту картину раньше. Более того, он знает, что у нее на оборотной стороне имеется надпись: «Победителю Вавуле от пачкуна Васюли. Москва, лето 1915 года».
– Понимаешь теперь? – спросил генерал.
– Не понимаю, – сознался Волин.
– Да что ж тут непонятного! – старший следователь давно не видел генерала в таком возбуждении. – Картина была написана в 1915 году, в разгар Первой мировой. Тогда был подъем патриотизма, отсюда и ружье в руках, и подпись про победителя.
– Нет, это я как раз понять могу, – осторожно отвечал Волин. – Не понимаю, откуда вы знаете, что там написано на оборотной стороне картины, и кто такие эти Вавуля и Васюля?