– А вот тут начинается самое интересное, – глаза у генерала загорелись молодым блеском и он даже потер руки от удовольствия. – Перекинь-ка мне печенюшку, и я все тебе расскажу.
При этих словах воодушевленный Волин не только отдельно взятую печенюшку генералу перекинул, но и переставил поближе всю вазочку с печеньем. Воронцов с удовольствием откусил кусочек, отпил из чашки свежезаваренного чая и начал свой рассказ.
История эта случилась, когда Сергей Сергеевич был еще лейтенантом КГБ СССР. В середине пятидесятых годов прошлого века молодому следователю Воронцову пришлось заниматься делом о шпионаже в одном конструкторском бюро. Все вело к тому, что на скамью подсудимых должен был сесть главный конструктор этого бюро Владимир Александрович Светозаров и несколько его подчиненных. Однако это было чуть ли не первое самостоятельное дело Воронцова, он отнесся к нему тщательно, и установил, что ни Светозаров, ни его коллеги никакого отношения к шпионажу не имели. И, таким образом, спас от суда и Светозарова, и других работников конструкторского бюро. Понятно, что это дело не принесло Воронцову ни наград, ни повышений. Однако лучшей наградой, по его словам, стало самоуважение профессионала, который сработал хорошо и добросовестно.
Когда в рамках расследования Воронцов проводил обыск у Светозарова, внимание его привлекла висевшая на стене картина с грустным мальчиком в матроске, державшем в руках игрушечное ружьецо. Когда дело было закрыто, Воронцов спросил у Светозарова, что это за картина. И конструктор сказал, что картина эта написана художником Василием Кандинским. Родители Светозарова снимали квартиру в доходном доме, который принадлежал Кандинскому, и в котором художник жил, вернувшись в Москву из-за границы после начала Первой мировой. Своих детей у Кандинского в ту пору не было, хотя он очень о них мечтал, и он привязался к ребенку Светозаровых Володе, которого звал Вавулей. Вавуля частенько захаживал в гости к художнику, и тот как-то раз под хорошее настроение решил написать его портрет с ружьецом. Картина эта не значится ни в каких каталогах, потому что сразу после написания Кандинский отдал ее самому Вавуле, точнее, подарил его родителям.
– А подпись свою он на картине поставил? – поинтересовался Волин.
– Нет, не поставил, – отвечал Сергей Сергеевич, – только надпись на обороте, про которую я тебе рассказал. Однако атрибутировать ее будет несложно. Скажу больше: скорее всего, ее уже атрибутировали.
Старший следователь наклонился к экрану компьютера, где на стоп-кадре можно было разглядеть висящую на стене картину с мальчишкой, и некоторое время внимательнейшим образом ее рассматривал. Потом с сомнением покачал головой.
– Кандинский – супрематист, – сказал он, – а это – совершенно реалистический портрет.
– У Кандинского были разные периоды, – отвечал генерал. – Как раз московский период отличается тем, что он создает какое-то количество реалистических работ. Ты знаешь, сколько стоят сейчас картины Кандинского?
Волин не знал. Оказалось, еще в 2017 году его полотно «Картина с белыми лилиями» было продано на Сотбис почти за 42 миллиона долларов. «Мурнау. Пейзаж с зеленым домом» ушел за 21 миллион фунтов стерлингов. Картину «Прямые и кривые» приобрели за 23 миллиона долларов…
– И так далее, и тому подобное, – закончил генерал. – Так вот, представь на минутку, сколько может стоить неизвестный доселе портрет, написанный Кандинским. Представил? То-то и оно!
– Так вы полагаете, что все деньги он вложил в эту картину? – спросил Волин, не в силах оторвать взгляда от фотографии.
– Может, все. Может, не все. Может, есть еще какие-нибудь неизвестные шедевры, цена которых выше известных, потому что никто о них не знает. Но даже наличие одной такой картины уже кое о чем говорит. И это – та самая вещь, на которой твой Голочуев может споткнуться.
Тут вдруг генерал умолк, взял в руки смартфон и впился глазами в экран.
– Ага, – сказал он, – все-таки началось.
– Что началось? – спросил Волин.
– Пригожин поднялся, на Москву идет.
Волин секунду смотрел на генерала, не понимая, какой еще Пригожин?
– У которого жена Валерия, – отвечал Сергей Сергеевич ехидно. – Она нам сейчас будет петь и танцевать совершенно бесплатно. Дурья ты голова, у нас сейчас один Пригожин, он же – ЧВК «Вагнер». Он начал военный мятеж, идет со своими башибузуками Москву сносить. Называет он это все маршем справедливости, но если до нас доберется, это будет такая справедливость, что всем небо с овчинку покажется. Я-то думал, что руководство ваше об этом догадается, что в ружье вас уже поставило всех заранее. Но, судя по всему…
Он умолк и только головой качал, продолжая изучать смартфон. Волин, однако, никак не хотел верить в сказанное: все ему казалось, что это либо глупая шутка, либо дурной сон. Но и его смартфон сообщал то же самое – никаких шуток, идет военный мятеж, части Пригожина наступают на Москву.
– Да ну, – сказал Волин ошеломленно. – Ерунда это все. Ну, что такое сейчас ЧВК «Вагнер»? Ну, десять тысяч бойцов, ну, двадцать. А у нас – армия: танки, артиллерия, самолеты.