Бедность не порок

Проникновенно писал о Торцове — Васильеве и Ап. Григорьев: «Анализировать по частям создание этого лица П. Васильевым невозможно. Это — мочаловское, всю душу вашу захватывающее создание. Перед вами является человек разбитый, пропившийся, чуть не помешавшийся, — но вы чувствуете, какой огонь кипит в этой необузданно страстной натуре, — вы в этой измятой, изрытой жизнью физиономии видите еще следы благородства и красоты, в этих потухших, посоловелых глазах вспыхивает еще огонь вулкана, — этот дребезжащий голос разрешается диким, но трагическим воплем при воспоминании о Ляпунове театра… А горе-то, горе какое безысходное звучит в каждом слове его исповеди… Откуда взялся у П. Васильева даже мочаловский шепот, отдавшийся во всех слоях театральной залы на словах „Эх! Срамота, срамота!“, произносимых им совершенно своеобразно… И за этими взрывами вулкана — тупая улыбка пьяного человека, с которой он засыпает на мысли, что он с братом штуку выкинет».

По воспоминаниям артиста К. В. Загорского, Островский всегда с похвалою отзывался о П. В. Васильеве, а на вопрос: «Кто лучше исполнил роль Торцова: П. В. Васильев или П. М. Садовский?» — отвечал: «Оба играют очень хорошо».

При жизни Островского в Москве, в Малом театре, пьеса прошла 140 раз, в Петербурге, в Александрийском театре, — 109 раз (последний спектакль в Москве состоялся 5 сентября 1883 г., в Петербурге — 15 мая 1886 г.).

Э. Л. Ефременко