Бедные углы большого дома

Въ одинъ изъ такихъ дней въ классъ вошелъ учитель-французъ. Его обожалъ весь старшій классъ… Видли ли вы когда-нибудь этихъ милыхъ, завитыхъ, припомаженныхъ учителишекъ, которые радуются, что ихъ «обожаютъ» ученицы! Это преинтересные субъекты. Они изысканно одваются, даже часто, шьютъ себ платье въ долгъ у Шармера, они нжно и элегантно обходятся съ воспитанницами, любезно благодарятъ послднихъ, когда т ставятъ имъ на каедру лимонадъ или подсовываютъ богато переплетенные учебники, въ листки которыхъ вложены страстныя записочки. Эти учителишки не краснютъ, когда при появленіи ихъ раздается: «Душка Жадовъ!» «Мимишка Купидоновъ!» «Киска Телушкинъ!» или звучатъ другія, еще боле глупыя, прозвища. Они ничего и никогда не сдлаютъ, чтобы прекратить этотъ публичный скандалъ и показать ученицамъ, что они сошлись здсь не для романтическаго развратца, а для боле великихъ цлей. Кончаютъ они тмъ, что раздражатъ свою дрянную натуришку до крайности, увлекутъ какую-нибудь изъ выпускныхъ ученицъ за предлы романтизма, женятся на ней и на другой день посл свадьбы слышатъ, какъ остальныя обитательницы пансіона кричатъ вслдъ имъ: «Бяшка Жадовъ!» «Фифишка Купидоновъ!» «Мовешка Телушкинъ!» Этихъ дрянныхъ, хотя и типичныхъ созданьицъ безчисленное множество, отъ этихъ личностей отворачиваемся не только мы, но отворачиваются отъ нихъ даже ихъ обожательницы, какъ только удастся этимъ обожательницамъ выйти на свтъ Божій. Скажите любой матери семейства при ея дтяхъ, что она когда-то, закатывая подъ лобъ глазки, называла Купидонова «киской» и «бяшкой» — и она покраснетъ отъ стыда до ушей… А Купидоновъ? Э, да его и теперь еще зовутъ «бяшкой!..» Къ разряду такихъ людей принадлежалъ и monsieur Davoust. Его обожали вс, начиная съ Скрипицыной, не умвшей во всю свою жизнь оторваться отъ старыхъ привычекъ.

— Monsieur Davoust, Крылова насъ напрасно записала, — кричали въ описываемый день учителю его обожательницы. — Она не за порядкомъ смотритъ, а только сплетничаетъ!

Даву съ презрніемъ посмотрлъ на Варю и сказалъ ей:

— Сотрите съ доски, что вы тамъ намарали.

— Потрудитесь ихъ наказать, — твердо отвтила Варя.

— Вы меня учить хотите? — насмшливо спросилъ отставной куаферъ. — Длайте то, что вамъ приказываютъ.

Варя стерла съ доски имена виновныхъ. Двочки торжествовали и посмивались.

— Вотъ такъ-то лучше, — сказалъ Даву. — Теперь ступайте на мсто. Варя пошла.

— Куда же вы идете? Я вамъ веллъ на ваше мсто ссть, — сказалъ Даву.

— Я иду къ mademoiselle, — отвтила Варя дрожащимъ отъ злобы голосомъ.

— Ябедничать хочетъ, — послышались голоса.

— Оставайтесь здсь, — произнесъ Даву.

— Мн нужно отдать ей это письмо, — сказала Варя и показала изъ кармана клочокъ какого-то письма.

Даву вспыхнулъ и вскочилъ со стула.

— Подайте сюда эту бумажку! — крикнулъ онъ.

Варя разсмялась злымъ и непріятнымъ смхомъ и взялась за ручку двери.

— Какъ вы смете чужія письма брать? Вы знаете, что это шпіонство, подлость, за такіе поступки плохо расправляются съ людьми, — удержалъ Варю за руку учитель.

— Я ничего не знаю. Но mademoiselle иметъ право читать все, что приносятъ съ собой ученицы въ классъ, и она велла мн смотрть за порядкомъ. Я это и длаю, — отвтила Варя.

— Что же вы хотите этимъ сдлать? — спросилъ Даву.

— Я хочу, чтобы он,- Варя указала на провинившихся подругъ:- простояли весь классъ на колняхъ.

Даву исполнилъ желаніе Вари. Двочки не хотли повиноваться; произошла довольно живая сцена. Варя усмхалась, слыша плачъ и угрозы ученицъ. Даву проповдывалъ ей, какъ не хороша ея мстительность, какъ мало въ ней женственности, но она была совершенно спокойна, точно ея сердце было совсмъ испорчено жизнью. Вечеромъ, съ раскраснвшимся отъ злобы и волненія личикомъ, она передавала подробности этой исторіи Ольг Васильевн.

— Варя, Варя, зачмъ ты такая злая! — прервала ее кроткимъ голосомъ Ольга Васильевна.

Варя вдругъ задрожала и разрыдалась.

— О чемъ это, дитя мое, милая моя? — испугалась Ольга Васильевна, не ожидавшая такого перехода отъ торжества къ слезамъ.

— Если бы вы были въ класс, я не сдлала бы этого. — всхлипывала Варя. — А онъ и он сами такіе гадкіе…

Ольга Васильевна взяла обими руками голову Вари и поцловала ее въ лобъ.

— При васъ я добрая… Вы меня и бранить можете… Я васъ послушаюсь, — рыдала Варя на груди своего Трезора. — А они злые, они дурные, они не смютъ меня учить… Я на зло имъ буду злою… Я лучше ихъ!..