Бедные углы большого дома

Возвратившись домой, Ольга Васильевна общала Вар хать съ нею на кладбище въ день, когда совершится полугодіе смерти Семена Мартыновича, и Варя стала мечтать объ этомъ дн, какъ о предстоящемъ великомъ праздник… Въ привязанности къ ней необразованныхъ обитательницъ ленныхъ владній Игнатьевны было для ребенка что-то неизъяснимо отрадное. Эта мечта о свиданіи съ бдными женщинами занимала Варю долго; вызды съ Скрипицыной въ театры и на парадные визиты только на время заставляли двочку забыть свою любимую мечту, но они не заставляли ее ни на минуту забыть о томъ, что въ одно изъ оконъ ленныхъ владній каждый вечеръ смотритъ на нее Ардальонъ, и она почти всегда, проходя по комнат дружески кивала ему головой, хотя и не могла видть, стоитъ ли онъ у окна или нтъ. Въ этомъ дружескомъ ежедневномъ поклон невидимому другу было нчто поэтическое, граціозное, какъ граціозна дтская любовь. И если невидимое существо обладало чуткимъ, понимающимъ сердцемъ, то оно могло каждый день по поклону, по жесту Вари угадать ея настроеніе. Настроеніе угадывалось, невидимое существо очень часто бывало озабочено, убдясь, что Варя провела тотъ или другой день дурно. Объ этихъ тревогахъ, за неимніемъ другихъ повренныхъ, оно передавало своему товарищу Порфирію Приснухину.

— Варьку сегодня разобидли, — грустно качало головой невидимое существо.

— А ты почему знаешь? — спрашивалъ Порфирій.

— Она плакала, когда мы видлись съ ней сегодня, — отвчало невидимое существо.

— Погань должна быть эта Скрипицына! — выражалъ на своемъ подворотномъ жаргон Приснухинъ.

— Можетъ-быть и не она обидла Варьку, а кто-нибудь другой. Она благодтельница! — сомнвалось доброе невидимое существо, напоминая своимъ голосомъ Акулину Елизаровну.

— Гляди ей въ зубы-то! Благодтельница! Она вонъ ее вмсто холопки держитъ, заставляетъ книжки себ читать, уроки у дтей спрашивать, въ комнатахъ прибирать…

— Теб кто это сказалъ?

— Даша косолапая говорила.

— Ты разв съ нею знакомъ?

— Давно она около меня подхалимничаетъ, — съ пренебреженіемъ отозвался шестнадцатилтній Порфирій. — «Я вамъ, говоритъ, Порфирій Александровичъ, если не побрезгуете, манишечку подарю». А на кой чортъ мн ея манишечки? Нищій я, что ли?

— Она тебя любитъ врно, — съ участіемъ ршило невидимое существо.

— Вотъ какъ молоко на губахъ обсохнетъ, тогда и будемъ объ любви толковать.

— А вотъ, я люблю Варю, — грустно сказало невидимое существо.

— Это не то! Ты, братъ, ни въ чемъ ни уха, ни рыла не смыслишь! — ршилъ Порфирій и махнулъ какъ-то безнадежно рукою.

Порфирій Приснухинъ былъ правъ относительно занятій Вари въ дом Скрипицыной. Мы видимъ, что на второй же день посл своего поступленія въ этотъ домъ Варя заняла при благодтельниц мсто чтицы. Нсколько мсяцевъ спустя, на нее возложили долю обязанностей по длу убиранія классныхъ комнатъ и стиранія пыли съ бездлушекъ въ кабинет содержательницы школы. Прошло еще нсколько мсяцевъ и Вар поручили спрашивать уроки у ученицъ меньшаго класса и смотрть за порядкомъ.

— Ты должна, дитя мое, пріучаться къ труду, — говорила добрая Скрипицына. — Теперь, твой трудъ — игра, ты не утомляешься, не трудишься изъ-за куска хлба, не заботишься о необходимыхъ для жизни вещахъ, у тебя все есть въ избытк; но, играя въ трудъ, если можно такъ выразиться, ты все же привыкаешь къ нему, втягиваешься въ него. И въ этомъ-то я вижу громадную пользу для тебя.

Варя цловала руку наставницы и — хитрая, неблагодарная двочка — думала: «Господи, скоро ли она уснетъ сегодня! Мн еще нужно чернила разлить въ классныя чернильницы для завтрашняго дня».

— Вонъ наша горничная пришла, — шептались, между тмъ, двочки при вход Вари въ классъ.

— Крылова, здсь пыль не сметена! — кричали ей боле смлыя.

— Сметите ее сами, если не сметена, — отвчала Варя и блднла.

— Мы не горничныя!

— И я не горничная.

— Ты обязана смотрть за порядкомъ, тебя для этого держатъ здсь, — отвчали двочки въ чаду глубокихъ соображеній.

Варя спокойно подходила къ доск и еще спокойне записывала на нее фамиліи досаждавшихъ ей подругъ. Въ ея спокойствіи было что-то роковое: такъ, стиснувъ зубы, старается быть спокойнымъ человкъ, переносящій мучительную операцію.

— Что это ты насъ записываешь? — кричали подруги.

— Я должна за порядкомъ смотрть, меня для этого держать здсь, — сухо отвчала Варя, и только въ ея глазенкахъ сверкала злоба.

— А, ты думаешь, что насъ накажутъ изъ-за тебя? Такъ нтъ же, не накажутъ! Горничная, горничная! — кричали возмутившіяся подруги, видя, къ чему привели высказанныя ими глубокія соображенія насчетъ обязанностей Вари.

Варя, безмолвная, какъ статуя, сидла у доски и ждала, когда скрипнетъ дверь, и войдетъ учитель. Дверь отворялась, учитель входилъ, и начиналось разбирательство. Иногда Варя, пристыженная и униженная, должна была собственноручно стирать съ доски имена, записанныя ею.

— Что взяла? что взяла? — шептали ей подруги. — Дрянь, туда же хочетъ, чтобы изъ-за нея наказывали! Фискалка!