Бедный маленький мир

– Те, которые приходили… – задумчиво повторила Иванна, продолжая смотреть сквозь меня. – Грустная и совершенно непонятная вещь. С рациональной точки зрения необъяснимая. Жители Каменки – во всяком случае многие – дети тех, кто работал в одном из мордовских лагерей. Основная агломерация лагерей была в Потьме, далеко отсюда, но имелись лагеря и поближе, за час добирались на подводе. Работали в основном женщины – в пищеблоке. Мужчин после войны в селе мало осталось, и все были заняты на лесозаготовках. А женщины в лагере для политзаключенных готовили еду. Это все Николаю Изотовичу его мама рассказала перед смертью, не могла больше в себе носить. Лагерь подлежал какой-то реорганизации, расселению. Может быть, у руководства возникли проблемы с местами, а может, была какая-то другая причина. Только в один прекрасный день все заключенные… отравились. А поварихи остались живы, хотя пробовали еду. Дело в том, что в тот день за час до обеда начальство приехало и всех вольнонаемных собрали на площади. И женщины каменские тоже туда побежали. А баланда в чанах и каша пшенная так и остались стоять в пищеблоке. В еде оказался крысиный яд. Умерло двести человек. Самое ужасное, что был в лагере и детский барак. А обвинили их, женщин, работавших в пищеблоке. И судили за диверсию. Но сроки дали по тем временам небольшие – по десять лет. Правда, услали подальше от дома – в Воркуту. Там двое умерли, несколько женщин покончили с собой, в том числе мама Любы. А мама Николая Изотовича отбыла срок и вернулась домой. «Мы не виноваты, Коля», – сказала она ему перед смертью. Такая история. Много в ней непонятного, Леша. Может, конечно, кого-то заставили, кто-то из них не пошел на площадь или вернулся. Но поверить в это трудно. А может, кто-то воспользовался отсутствием работниц, что скорее всего. Но в Воркуте женщины отбывали срок с клеймом детоубийц.

– Так что ты сделала, в конце концов?

– Да ничего особенного. Просто им нужно было молиться. За тех людей и за своих матерей. А что тут еще можно сделать? Самое разумное и естественное – молиться. А у них в селе не было храма. Ближайший в Темникове – далеко, не наездишься.

Прямо из окна «нашего» домика были видна аккуратная колоколенка, а если открыть окно и выглянуть – то и вся церковь целиком. Красивая, я заметил. Мы к Любе мимо нее ходили. Значит, она им церковь построила, вон оно что…

– Построила, – как-то нехотя признала Иванна, – но предпочитаю об этом не распространяться. Нынешняя мода возводить храмы на каждом углу меня сильно настораживает. Но жителям Каменки церковь очень нужна была. Необходима просто. Быстро построили, за одно лето, что стоило отдельных сил и денег. А Мордовская епархия прислала священника. Но что это вообще такое было, молитвы ли им помогли или что-то другое, я не понимаю. Мы вообще ни черта не понимаем, как правило. Только делаем вид.

* * *

У лесной тишины были плотность и запах. Тишина пахла подгнившей травой, которая из-за случайной оттепели вдруг оттаяла и скользила под ногами. А еще мокрой рыхлой корягой, невидимой глазу пористой ризомой, грибницей, которая в очередной раз отработала свое и приготовилась тихо спать всю зиму и даже, может быть, видеть какие-нибудь удивительные сны.

Леша шел впереди, засунув руки в карманы, его ботинки оставляли ребристые следы на мокром снегу, и Иванна смотрела то на его следы, то на его спину в черной куртке.

– Не сутулься, – сказала она ему.

– Я всегда сутулюсь, – откликнулся он, не поворачивая головы. – Я же, по сути, кабинетная крыса. Машинка, компьютер. И так всю жизнь. Сколиоз – как результат. Ты-то у нас ведешь здоровый, подвижный образ жизни, а я – нет. Я ленивый, Иванна.

На этих словах Алексей вдруг совершенно неожиданно для нее развернулся всем корпусом, и она буквально уткнулась носом ему в грудь, в синий свитер. И почувствовала тонкий запах влажной от сырого воздуха шерсти, а еще запах кофе, сигарет и растертой в пальцах травы.

– Все, я больше не могу, – сказал он где-то у нее над ухом, и она ощутила у себя на спине его руки, подняла голову, увидела его глаза, тонкую серебристую дужку очков на переносице и высокий лоб.

– Лешка… – выдохнула Иванна.

Его губы поймали ее выдох, и она закрыла глаза.

* * *