— И что ты предлагаешь, Павел, согласиться с его требованиями? — удивлённо подняла брови мама.
— Упаси меня Господи! У нас нет денег, свободных войск, да если бы и были, то отправлять своих солдат в чужую страну за тридевять земель под командование таким же, как наш британский брат, напыщенным полудуркам, я не готов!
— Ха-ха, а про деньги ты не сказал — денег тебе не жалко? — засмеялся Григорий.
— Были бы деньги, можно было бы поторговаться! А вот людей не дам!
Мама улыбнулась мне и сказала:
— Я полностью согласна с мнением Наследника! Но всё-таки, что нам делать? Как отвечать?
— Отказать им нельзя, но и согласиться с их требованиями мы не можем. — начал Маврокордат, — Значит, нам надлежит убеждать англичан, что Россия сейчас достоверно не в состоянии сделать требуемое ими! Пусть это их, скорее всего, и не убедит. — тихо закончил старый дипломат.
— Да, по тону Георга очевидно, что он не принял бы нашего отказа, даже если бы в Петербурге стояли шведы, а в Москве — крымчаки. Надо же «даю своё милостивое согласие»! — поморщился Потёмкин.
— Что говорит Мусин-Пушкин? — спросил я у Маврокордата, имея в виду нашего посланника в Англии.
— Да, менять его надо — он узнал об этом письме из моего запроса! Но, судя по данным наших купцов и агентов, это действительно мнение самого короля, подкреплённое соображениями премьер-министра Фредерика Норта. Они — два сапога пара! Норт интересуется только деньгами, армия на голодном пайке, вон колонии уже бунтуют…
— Разрыв торговых отношений будет?
— Однозначно ничего не будет! Норт считает деньги, и терять их не станет!
— Что они могут нам сделать? — это уже мама.
— Гадить с Турцией, Швецией. И, наверное, всё. С французами сейчас у них всё плохо — вот-вот война начнётся. Пруссаки с нами ссориться не будут, даже если шведы на нас полезут, а это маловероятно — будут бояться, что цесарцы им в спину ударят.
— Значит, пока не страшно! — резюмировал Потёмкин.
— Пока да, но вот потом это может нам выйти боком! — я был мрачен, — Я попросил бы тебя, Григорий Александрович, поразвлекать Ганнинга. Пусть увидит масштаб наших проблем в армии и хозяйстве. Мама, ты не против?
— Нет, Павел! Я согласна с тобой. Может, и ты тоже?
— Да, я, пожалуй, присоединюсь к нему, здесь кашу маслом не испортить. Что будем делать с ответом?
— Я попросила бы Константина Николаевича подготовить проект письма. — Маврокордат церемонно поклонился.
Послание вышло на загляденье — предельно вежливое, честное, дружеское. Я даже под большим секретом продемонстрировал Ганнингу полупустые императорские сокровищницы. Но, как и предполагалось, наш отказ не был принят с пониманием.
Маленький Ивайло Гешов горько плакал и уже не обращал внимания на погремушку, которой его пытался развлекать отец.
— Богдан, ну когда же ты проведёшь с нами, хотя бы несколько недель! Ивайло каждый раз тебя узнает заново! А я! Мне плохо без тебя! Я скучаю! — Ефросинья надула губы и готова была расплакаться.
— Любимая моя! Ты же знаешь, ходить по морю — это моя работа!
— У тебя три судна! Ты перевозишь чужие грузы! Зачем тебе плавать самому?
— У меня есть дела, которые я не могу доверить никому другому.
— Знаю твои дела! Вот, твой шурин погиб из-за них! А если ты так?
— Милая, Ивайло не умер! Не надо так говорить!
— Ладно, пусть он жив! Но он столько раз просил тебя прекратить так рисковать. Ты же совсем перестал оглядываться! Даже отец говорит, что ты самый лихой контрабандист, которого он знает!
— Я от него уже слышал, что он не отдал бы тебя мне в жены, если бы знал, кем я стану!
— И что бы ты тогда делал?
— Украл бы тебя, моя прелесть!
— А я бы не далась! Мне важно, чтобы у моего ребёнка был отец! — Ивайло, будто услышав, что говорят о нём, снова заревел. Ефросинья взяла его на руки и начала укачивать.
— Фросюшка! Я правда-правда исправлюсь! Только не гневись на меня!
— Скажи мне, Гришенька, что это ты творишь? — я, наконец, смог лично поговорить с Потёмкиным.
— Паша, а я что…
— Гриша, Екатерина Алексеевна уже не девочка, чтобы беременеть каждый год! Здоровье-то её пожалей! Совсем, что ли, одичал?
— Паш, да я и сам не знаю! Скучно мне, понимаешь?! Делать мне нечего, вот я и…
— Ты дурак совсем?! Нет, я осознаю, что ты мужчина крепкий, и к амурному делу страсть имеешь, но башка-то тебе зачем?
Ругал я его долго. Он виновато соглашался. Пришлось даже направить его к доктору Ротову, который принимал предыдущие роды у мамы, чтобы тот снабдил Гришку презервативами и разъяснил, как ими пользоваться. Я, конечно, понимал, что здесь и роль мамы была велика — расслабилась она, но вот ругать я мог только его.
— Скучно тебе, Гриш?