Бедный Павел. Часть 2 (СИ)

Вторым местом, что я посетил в Медном был консервный завод. Здесь тоже проводился эксперимент, который мог изменить многое. Уральский промышленник Иван Осокин прислал образцы новых консервных банок. Ему, кажется, удалось решить вопрос с прокатом и лужением железа. Это был итоговый опыт, который должен подтвердить или опровергнуть данные уральцев.

Кузьма Шиллинг — начальник новой мануфактуры, встретил меня, хитро улыбаясь в роскошную бороду.

— Ну? Что скрываешь, Кузьма Петрович?

— Успех. Но это пока! Я хотел бы настоять, чтобы консервы пролежали в новом горшке год — не меньше! Возможны процессы, которые нарушат сохранность, Ваше Высочество!

— Но пока?

— Пока я подвергал банки различным воздействиям и пробовал их удобство в производстве — нет!

— Что не так-то?

— Да, те, что дешевле не очень стойкие — ржавеют, а если брать те, что получше, то глина пока дешевле выходит.

— Сильно дешевле?

— Раза в два, Ваше Высочество!

— Ох, печально…

— Но, однако, как мне кажется — пойдёт этот металл на кухни войсковые, как Вы задумывали. Я тут попробовал, вроде неплохо получается!

— Спасибо, Кузьма Петрович! Уже хорошо! Обрадовал.

Не обошёл я вниманием и кожевенное производство. Выделанная кожа у нас в стране исторически была весьма неплоха, но её было маловато для растущего спроса, особенно в армии и флоте. Так что кожевенный завод тоже был экспериментом по механизации хотя бы части процессов. В Передельцах мы решили завести лабораторию по исследованию реактивов для дубления и обработки кожи, а первый завод открыть в Медном. Что же, даже на нынешнем уровне технологии кожи выходили неплохие как для изготовления сапог, так и различных ремней.

Я выехал из Медного уже в более хорошем настроении, чем то, в котором отправился из Петербурга. Нервничал я, хотя даже от себя это скрывал. А то, что я начал волноваться по пустякам — уже минус. Ну, не получилось бы с говяжьим салом, ну не вышло бы у Осокина — никто бы не умер. Начали бы искать ошибку, нашли, исправили. А я вот нервничал… Ой нет — с Прасковьей надо что-то решать. Не могу я так. Уж лучше никак, чем так…

— Ваша милость желает кофе? — слуга вежливо наклонился к сидящему за маленьким столиком Лобову.

— Да, будьте любезны! И пирожное a la Prince noir[87]. — Алексей редко заходил в Чёрный принц, как назывались салоны де Водрёя, по крайней мере, в Страсбурге. Пока был в Париже, захаживал, а теперь… Ну что ему делать здесь? Пить кофе, или вспоминать вкус сбитня и кваса? Покупать фарфор, стекло, мыло и тому подобное? Или приобретать консервы? Он располагает достаточными средствами, чтобы питаться в трактирах. А баловство ему ни к чему — надо заниматься наукой и изучать чужие умения.

Но сейчас ему настоятельно посоветовал заглянуть в этот салон русский консул в Штутгарте, к которому молодой человек заехал по дороге в Голландию. Лобов пожаловался консулу на свою неудачу в общении с генералом Грибовалем[88], который предложил проект реформирования французской артиллерии. Идеи Грибоваля был чрезвычайно близки Лобову, и Алексей хотел ознакомиться с его проектом для сравнения со своими мыслями. Однако Жан-Батист, сначала хорошо принявший молодого артиллериста, прославившегося в недавней русско-турецкой войне, узнав о предмете его интереса, общение полностью прекратил.

Свой проект реформы, который уже давно был одобрен на высшем уровне, но в армии не внедрявшемся из-за интриг консервативных вельмож, он считал секретом, принадлежащим Франции, и делиться им с русским офицером категорически не желал. Более того, после своего очевидного интереса к этому проекту сам Алексей явно попал в сферу внимания французских служб безопасности, и ему было недвусмысленно указано на нежелательность его дальнейшего нахождения во Франции.

Консул выслушал его и, надолго задумавшись, порекомендовал Алексею явиться к нему через неделю за инструкциями. Лобов с нетерпением ждал назначенного дня и прямо с утра пришёл к консулу. Тот встретил его с улыбкой, понимая горение молодого человека, и направил его в Страсбург, где в заведении де Водрёя он должен был провести полчаса с полудня 23 января 1776 года. После чего Лобов и получит дальнейшие инструкции. Как и когда консул не знал и только посоветовал Алексею не нервничать и выполнять указания из Санкт-Петербурга.

Вот сейчас Лобов сидел в салоне, пил кофе и ждал непонятно чего. Люди заходили и выходили, спрос на русские товары был высок даже в Страсбурге. Помещение было достаточно обширно, в нём стояли несколько столиков, где клиентам предлагали напитки и закуски, по стенам были расставлены стойки с товаром, и сновали продавцы и прислуга. Салоны де Водрёя были олицетворением роскоши и неги, и Алексею было совершенно несложно слиться здесь с толпой праздношатающихся богатеев.