Бедный Павел. Часть 2

— Что ты, Гриш? Когда это я жестоким-то был?

— Когда? А кто Астраханского губернатора Петра Кречетникова[40] так избил, что тот даже заболел? А он всё же против мятежа выступил, верный человек наш! А ты его, что — казнить решил?

— Гриш, ну что ты говоришь-то? Я у этого пустоголового спросил, где калмыки, коли комиссия, мною отправленная, нашла в степи только чуть более семидесяти тысяч кочевников всякого роду. А было-то более двухсот! А он мне и говорит, мол, что считать дикарей всяких! Ну как здесь удержаться-то было? Кого мы пошлём в бой, коли война придёт? Кто будет ясак платить?

— Павел, ну ты же знаешь, что его только назначили — не разобрался он ещё…

— Гриша, ты же сам читал отчёты! Три доклада ему калмыцкая экспедиция предоставила, что грядёт большая замятня! А он даже ответа им не дал. Доклада в столицу не сделал! А когда началось там, он что, сразу войска запросил? Дождался, что вся степь вспыхнула! А может, он женщин и детей калмыцких и ногайских накормил-приютил? Нет! Сразу грабить их начал! Даже генерал Берг, который туда войска привёл, был поражён! Положительно негодный человек!

— Вот, видишь, Пашенька — распалился, аж глаза запылали! Слухи о тебе по государству пошли, что ты Кречетникова изрубил. Потом его доктора откачали, чтобы ты его в каторгу загнал!

— Изрубил… Заехал по его наглой харе, не выдержал! Вот скажи мне, Гриш, у нас что, все губернаторы такие?

— Что ты, Павел Петрович?! Вот Бекетов твой — орёл! Сразу порядок навёл.

— Знает Никита Афанасьевич порядок и честь имеет! Зря вот его с Астрахани убрали так не вовремя…

— Ну, что поделаешь-то… Зато вот теперь боятся что-то скрыть и не так сделать! Вот Александр Михайлович Голицын, наместник Прикубанский, теперь мне уже пишет, боится гнева твоего.

— И что пишет?

— Да войск просит, опасается, что в Кабарде волнения начнутся, а он проспал.

— А доклад где?

— В пути ещё. А письмо он мне голубиной почтой заслал. Боится в Якутск воеводой отъехать на старости лет!

— Так что — проспал Кабарду, старый дурень?

— Ну, не то что проспал… Сложно там, все против всех, турки ещё воду мутят. А у него и людей походящих нет. Но и проспал тоже!

— Войск у меня лишних нет. Да и давить Кабарду нельзя. Мы здесь со всего мира всех подряд собираем, страдаем, что людей не хватает. Вон уже евреев вербовать собираемся! А у нас почти триста тысяч кабардинцев сидят, а мы их войсками давить собрались. Ха! Вот туда Андрея пошлём! Засиделся Разумовский в крепости — пусть в Кабарде порасхлёбывает кашу!

— Ну, тоже дело. Но я не только об этом, Павел Петрович речь веду!

— Ещё что?

— Да, амур тебе, Пашенька нужен!

— Чего? — я сразу себе представил Амур, Хабаровск…

— Ну, баба тебе нужна! — я аж подавился шампанским, которое потягивал. — Совсем же озверел! Вяземский боится с докладами к тебе ходить, говорит так смотришь, будто со свету сжить хочешь! Спишь по три-четыре часа, даже в день воскресный отдыху не придаёшься! Вон глянь, как на тебя фрейлина Волконская смотрит, а ты даже не замечаешь! — я невольно оглянулся на дамский кружок. Елена, вдова поручика Волконского, стреляла в меня своими синими глазками.

— Вот ты, Гриша, выводы делаешь, поражаюсь.

— А что поражаться? Женское влияние всегда покой приносит! Особенно молодому-то человеку! Вот я при Екатерине Алексеевне как остепенился! — мама была на сносях, и уже даже пышные платья не скрывали её положение, она сидела в кресле, на тронном возвышении и принимала знаки внимания окружающих, — Еленушка вон в твоём вкусе! Стройная, шустрая!

Елена, в девичестве Станислава Огинская, была и впрямь хороша. Правда хороша она была именно в представлении XXI века, а на век нынешний она была тоща и слишком подвижна. Да и блондинки с голубыми глазами в моду пока не вошли. Однако, покойный муж Елены, Лев Михайлович, будучи в Польше при князе Репнине, нашёл её столь прекрасной, что женился на ней незамедлительно, не обращая внимания на факт происхождения Станиславы из худородной ветви обширного рода Огинских и отсутствия у неё какого-либо приданного. Семья Волконских намерение сего брака не одобрила, да ещё и невеста была католичкой. Последний факт, правда, был быстро исправлен, Лев и Стася отправились в Ригу, где девушка стала православной Еленой, и брак их был закреплён венчанием.

Однако вскоре Лев Михайлович отправился к армии коронного гетмана, желая отличиться в сражениях, где при переправе через небольшую речку Пилицу, к несчастью, утонул, оставив молодую жену вдовой. Собственным состоянием Волконский ещё не обладал, но его семья всё же решила признать вдову членом фамилии, и его отец, генерал-аншеф Михаил Никитич, ходатайствовал за неё перед маменькой. Так что, состояла она её фрейлиной.