Бедный Павел. Часть 2

А пока Андрей смирился с проживанием в корпусе. Он ходил на лекции, имел возможность посещать местную библиотеку, по праву считающуюся одной из лучших в России, но всё это делал вместе с Кривоносом, который действительно стал его тенью. Возможность переписки у него отсутствовала, но сейчас он этого и не хотел. С Александром он вполне сдружился, даже завидовал тому, что у того внутри стержень, который не даёт упасть, растечься горем от своего ранения и потери смысла в жизни. С удивлением Андрей понял, что ему нравится быть рядом с таким человеком, называть его своим другом. Он быстрее начал приходить в себя и даже ждал, что же будет дальше.

Вскоре после Нового года в Ораниенбаум прибыл сам Павел. Разумовский попал в кабинет директора, где принимал Наследник, сразу после Кривоноса, который, выходя, улыбнулся ему.

— Здравствуй, Андрей! — Павел, принимая его стоя, как он всегда любил, у окна. Он смотрел на заснеженный пейзаж за окном, скрестив руки на груди и не оглядываясь на Разумовского. Тот подошёл к нему и встал рядом:

— Здравствуй, Павел!

— Как тебе Кривонос?

— Александр очень сильный человек, Павел. Ты специально приставил мне именно его?

— Молодец! Догадался… — голос Наследника был почти равнодушный, он так и не посмотрел на Андрея. Повисла пауза.

— Кривонос прекрасный офицер и человек. Ты знаешь, что он отказался от свадьбы с Машенькой Загряжской, так как не хотел стеснять её увечьем своим?

— Нет, не слышал! А что она?

— Она… Она уже помолвлена с другим.

— Вот как… Ты знаешь, Павел, мне кажется, что Александр — человек лучше, чем я…

— Да и лучше, чем я, наверное, Андрей.

— Что ты, Павел! В тебе тоже есть сила, что может рвать цепи!

— Как поэтично… Знаешь, Андрюша, я ведь тоже слаб…

— Ты не можешь быть слабым, Павел! Никогда не мог! Ты сильнее нас! Ты — будущий император!

— Да! Знаю, спасибо! Тебе лучше?

— Да! Я готов к своей судьбе! Куда ты меня отправляешь? Берёзов? Нерчинск?

— Не говори ерунды, Андрюша! Ты неглуп и понимаешь, что ты бы здесь не сидел, и я бы к тебе не приезжал ради этого!

— Так куда?

— Кабарда. Голицын не справляется. Будет создана Кабардинская экспедиция, ты её возглавишь. Мне нужна Кабарда. Вся! Все люди и земли. Она России нужна, Андрей! Вон Черкасские[43] одни чего стоят. Мы выпустили Кабарду из вида, забыли о них, об их верности и силе. Теперь настало время вспомнить.

— Ясно… А что говорит Голицын?

— Войска просит — хочет порядок навести силой.

— Там плохо?

— Похоже! — впервые наследник отвлёкся от вида из окна и взглянул на Разумовского. Насмешливо так взглянул.

— Кого мне дашь?

— Вот, Кривоноса.

— Одного?!

— Ещё солдат, человек десять.

— Смеёшься, Павел? — Наследник повернулся и внимательно посмотрел на Андрея.

— Это твой крест, Андрей! И мой тоже… — вторая часть фразу прозвучало глухо, будто слова были сказаны для себя, — Ты должен показать мне и прочим, что считают тебя мятежником, коей должен следовать на Камчатку вместе со всеми, свою волю и умения. Доказать, что ты не казнён мною не напрасно, и восстановить своё доброе имя. А может, и больше! Сможешь?

— Смогу! — Андрей ответил не сразу, он будто раздумывал, и его ответ был тем более твёрдым.

⁂ ⁂ ⁂

На Соборной площади было не протолкнуться. Солдаты, что разделяли людей, не давая начаться давке, возвышались столбами, эдакими скалами в бушующем море. Правда, я знал, что главная толпа там, за стенами — на Красной площади, вот там воистину собралась половина Москвы. Здесь же были только приглашённые.

Собор, без сомнений, определил необходимость восстановления патриаршества и избрал патриархом митрополита Платона. Не пришлось принимать никаких мер в его поддержку, Платон действительно стал олицетворением нового мира в церковной жизни, особенно после церковного следствия по Чумному бунту. Церковное собрание пришлось проводить в Петербурге, ибо Москва была ещё порядком разрушена. Но вот интронизация не могла проходить нигде кроме Москвы.

Но столование нового патриарха вызвало такой ажиотаж, что Еропкин, бедняга, чуть с ума не сошёл, обеспечивая порядок на улицах и размещая приезжающих. Февраль был ледяным, а люди прибывали — крестьяне, горожане, дворяне, священники… Все хотели увидеть нового патриарха и церемонию, которая проводилась по древним обычаям с участием целых двух православных патриархов — Иерусалимского и Александрийского.

Платон стоял на крыльце Успенского собора и благословлял восхищённую паству. Я был один — мама только разрешилась от бремени слабенькой девочкой, крещёной Марией, и не могла быть в Москве. Стасю я тоже с собой брать не стал — официально из-за нежелания портить отношения с церковью — мне казалось неправильным присутствовать на религиозных церемониях вместе с любовницей, а на самом деле — я хотел посетить могилу Маши, а делать это в присутствии Стаси…