Бедный Павел

В конце концов, кто был этот Рюрик — швед, датчанин, немец или славянин — важно только для политики! Чтобы шведы с пруссаками не заносились! А для науки, его потомки были русскими, даже, если предки у них были немцы или венгры, или татары! Кто может сказать, что Владимир Святой был немец, будь даже его прадед Рюрик немцем? Или Владимир Мономах грек, ибо его мать гречанка? Или Александр Невский чех, так как бабка его чешка? Да, пока кричать о нашей учебе у иностранцев не стоит, да и вообще не стоит — если будем верить в свою неполноценность, ничего у нас и не получится.

А так, отстаем мы пока от европейцев! Нам надо догонять, рваться и опережать! А вот когда опередим, там посмотрим… — мне было чуть грустно, но тут Ломоносов показал, что я не зря верил в его могучий разум, который может побороть его чувства.

— Павел Петрович! Я постараюсь исправить этот недостаток! Оправдать доверие, которое Вы ко мне проявляете. Я не думал об этом так. Я буду думать.

— Идите, Михаил Васильевич, думайте. Если решите обсудить что-то, то я — к Вашим услугам. Да и насчет Карпова я с Кириллом Григорьевичем поговорю! — так закончил я на мажорной ноте.

Мой учитель и в правду после этого разговора изменился. Подошел к Миллеру, тот, бедняга, весь сжался, решил, что Ломоносов по своей вечной привычке бить его будет… А тот возьми, да прилюдно подал ему руку и просил прощения за свои слова и действия. Академия наук на уши встала от удивления.

К Шумахеру он так подойти не смог, но мне и этого достаточно, личная неприязнь, куда её денешь, бывает…

Я взрослел и в конце 1765 году по исполнению мне одиннадцати лет, в качестве новых учителей у меня появились Эйлер, Миних и Теплов[33].

Первого привез Ломоносов. Уговорить старого ученого, хорошо в прошлом зарекомендовавшего себя в России, он смог благодаря Карпову, который очень быстро стал любимым учеником швейцарца. А вот для того, чтобы разрешение на переезд дал его покровитель — Фридрих II, в уговорах пришлось активно поучаствовать маме, да и мне, после обсуждения с Екатериной, пришлось начать переписку с королем Пруссии, которая имела длительное продолжение.

И вообще дядюшка Фридрих, как я его называл в переписке, во мне души не чаял, видя во мне своего почитателя и верного преемника Петра III. Как мама смеялась, читая наши письма, которые я ей обязательно показывал, а, зачастую и, сочиняя вместе со мной текст этих самых посланий, чтобы подольститься к старому лису.

Миниха я сам попросил назначить мне в преподаватели, ибо все мои учителя с уважением относились как к его полководческим талантам, так и инженерному искусству. Мне хотелось понять мысли этого одного из самых великих наших военачальников. Я много слышал рассуждения, что Миних-то в Семилетней войне добился бы значительно больших успехов. Да и его инженерные проекты, которыми он бомбардировал и меня и маму внушали уважение и желание разобраться в деталях.

С Тепловым же вышла особая история. Он, безусловно, был одним из лучших администраторов в стране, причем происхождения самого подлого[34] — из истопников[35], хотя слухи называли его сыном самого Феофана Прокоповича[36]. Карьеру он точно сделал на протекции Прокоповича и верной службе Кириллу Разумовскому

Теплов активно участвовал в заговоре моей мамы, написал манифест об отречении Петра III и нашем с мамой вступлении на престол. Умнейший дядька действительно: потрясающе разносторонний человек, и ученый, и художник, и композитор, но при этом он был невероятным интриганом, за которым требовался глаз да глаз. Он без контроля мог учудить всё, что угодно — хоть тайное общество, хоть клуб самоубийц.

Так вот, принес он моей маме проект нового указа о ликвидации гетманства на Украине. Интереснейший проект, да и полезный для государства — слов нет. Существование фактически отдельного княжества на Украине закладывало мину замедленного действия под сами устои России.

Мне эта идея нравилась, но вот поддержать такой проект в открытую, означало обидеть Разумовских, ибо Кирилл Григорьевич собственно этим гетманом и был. А так поступить с людьми, которые были моей опорой и спасителями я не мог, да и маме такое в голову не приходило. Пришлось мне убедить маму разыграть интригу. Теплов и Панин, которые так об этом мечтали, а тут я его ещё и немножечко подтолкнул, выступили в роли тех, кто формально принудил маму принять этот указ. А потом Теплов был удален от дел государственных и отправлен ко мне.

Алексею Григорьевичу я врать не стал — заранее рассказал всё как есть, попросил не сердиться и брату не рассказывать. Тот всё выслушал и, на удивление, полностью со мной согласился, признав существующее положение не подходящим для государственного управления. Гетманство упразднили, организовав генерал-губернаторство Малороссийское, Кирилла же Григорьевича формально пока оставили там генерал-губернатором.