Before The Dawn (ЛП)

Сакура ставит чашку с апельсиновым чаем на столешницу, рассеянная и неспособная уделить даже самое короткое мгновение, чтобы насладиться долгожданным теплом и сухостью кухни. Она не испытывала ничего подобного за последние пять дней. — Конан, прости, но мне нужно увидеть Итачи…

Внезапно что-то холодное и стальное упирается ей в спину, и каждый мускул в измученном теле ирьенина напрягается, после чего она медленно поворачивается.

— Кисаме, пожалуйста, — бормочет Конан, не отрываясь от тщательного приготовления риса так, как любит Сакура. — Избавь нас от очередного спектакля. Она и так достаточно натерпелась.

— Чушь собачья, — рычит Хошигаки, однако тянет Самехаду назад, хотя и неохотно. Он свирепо смотрит на розоволосую куноичи, которая спокойно встречает его взгляд, не испуганная ростом почти в два с половиной фута. У девушки было много времени подумать по дороге сюда, и она предполагала подобное развитие событий. За последние два года у них с Кисаме сложилась своего рода дружба… Но отношения Кисаме с Итачи бесконечно крепче, о чем Харуно всегда знала.

Они оценивают друг друга в течение нескольких долгих мгновений, прежде чем Кисаме, наконец, заговорил. — Какого черта ты так долго, куноичи? — Грубо спрашивает он. — Неужто, ты думаешь, что можешь вернуться после того, что натворила…

— Я совершила ошибку, — шипит в ответ Сакура, выпрямляясь во весь рост. — Я не собираюсь за это извиняться, но я смирилась со своей жизнью и сделала свой выбор. А теперь дай мне пройти.

Хошигаки оценивающе оглядывает девушку, которая с удовлетворением видит, как расширяются его глаза, заметив отсутствие протектора Конохи, закрепленного в волосах или на лбу. — Все с тобой ясно, — наконец комментирует шиноби, все еще выглядя несколько ошеломленным.

Он отходит в сторону, и, в последний раз оглянувшись на Конан, которая одаривает ее легкой, ободряющей улыбкой, Сакура выходит из кухни, не в силах унять внезапно учащенное биение своего сердца. Однако вместо того, чтобы остаться в стороне, Кисаме следует за ирьенином. — Прости, — резко говорит нукенин, не глядя на нее. — Я просто…

Девушка тоже упрямо смотрит вперед. Интерьер штаб–квартиры претерпел драматические изменения после смерти Мадары — коридоры, некогда черные как смоль и довольно угрожающие, тепло и ярко освещены мягкими шарами золотого огня чакры. — Как он? — Не менее резко спрашивает куноичи, стараясь, чтобы голос звучал хотя бы немного спокойно.

— Ужасно, — коротко отвечает Кисаме. — Ни разу не выходил за пределы штаб-квартиры. Он и Конан являются официальными политическими и дипломатическими советниками Лидера, поэтому Итачи загрузил себя бумажной работой, чтобы оставаться занятым. Достаточно трудно заставить его поесть — несколько дней он питался исключительно чаем, пока Конан не начала приносить поднос еды. — Бывший шиноби Тумана бросает взгляд в ее сторону. — Я пытался уговорить его пойти со мной на задание на следующий день в память о старых временах и все такое, но у меня такое чувство, что он всегда беспокоился, что ты можешь прийти в любое время, а его не окажется в штабе.

Эти слова — словно физический удар, и Сакуре приходится на мгновение закрыть глаза, пытаясь сохранять спокойствие. — О, — все, что получается вымолвить. Ее голос в миллион раз тише, чем хотелось бы.

По-видимому, сжалившись над девушкой, Кисаме грубо похлопывает ее по плечу, остановившись возле нужной комнаты. — Итачи сейчас разговаривает с Лидером о каком-то договоре с Конохой, — объясняет Хошигаки, прежде чем отвернуться. — Он должен вернуться примерно через полчаса или около того.

Сакура изо всех сил старается изобразить какое-то подобие улыбки. — Спасибо тебе, Кисаме.

Повернувшись к ней спиной, ниндзя-мечник небрежно поднимает одну руку. — Без проблем, малыш. Хорошо, что ты вернулась.

Сакуре требуется некоторое время, чтобы найти ключ от комнаты Итачи в кармане. В следующую секунду она входит в пустое помещение, осторожно щелкая выключателем сбоку от двери.

Помещение пахнет им и чаем. Внезапное ощущение заставляет грудь Харуно сжиматься от чистой ностальгии, оглядывая комнату. Первое, что ее поражает, — повсюду разбросана бумага, большие аккуратные стопки черновиков различных международных договоров расположены по всему рабочему столу и в ножках кровати. Вокруг расставлено несколько недопитых чашек чая, но куноичи все равно пробирается к краю его кровати, проклиная свою промокшую, грязную одежду.

Девушка опускается на нее, нежно проводя руками по темно-красному одеялу. По чистому совпадению, следующее, на чем задерживается изумрудный взгляд, — прикроватный столик Итачи.