Дома меня ждёт мама. У неё двоякое чувство: с одной стороны, рада меня видеть, а с другой — её, мягко говоря, смущает мой юридический статус. Я и сам на паранойе: вдруг горловские будут искать или местные менты про что-то узнают. Поэтому я решаю не обитать дома, а пожить у Риты, меньше выходить на улицу и ждать, когда Лёха приедет за мной с Л HP.
Брею бороду и переодеваюсь в нормальную одежду, беру портфель и кладу туда мебельные каталоги — эхо прошлой жизни. Если меня кто-нибудь остановит, то так я буду выглядит менее подозрительно, ну, по крайней мере, мне так тогда казалось.
Сегодня у меня запланирована еще одна встреча.
СЕНТЯБРЬ
В телевизоре поёт «Никита». Ох и красивые, сучки!
— Я думала, мы сегодня подольше побудем, — моя любовь обняла меня сзади и положила голову на спину.
— Нет, сегодня не получится. На днях как-нибудь…
Я стою у окна, высматривая, куда подъехал Лёха с водителем. «Ага, вон они…»
— Это кто? Лёха там в машине? — спрашивает Она.
— Да.
Надеваю футболку, хватаю клатч и телефон.
— Владлен…
«Называет полным именем — это не к добру!» Её лицо как-то лукаво улыбается: такую женщину нельзя обмануть — ведьма натуральная. Сразу вычисляла, когда я от неё загуливал. Всё знает, всё понимает без слов.
— Владлен. Если тебя посадят в тюрьму, то я не буду к тебе ездить. — Она смотрит прямо в глаза.
— Хорошо… — что я могу ещё ей ответить?
У меня большая книжная полка, прямо над нарой. Пацаны с «промки» подарили. Там всё завалено книгами. Очень много книг я спас из клубного подвала: эти списанные книги там просто гнили. Интересно, что когда я что-то рассказываю, то люди у меня спрашивают: «Это ты в тюрьме прочитал?» Всегда улыбаюсь с этого. Обыватель наивно полагает, что «в тюрьме делать нечего», и поэтому там все читают. Может так раньше было? Хотя… не думаю: каждый там живёт так, как жил на свободе, только с поправкой на местные условия. Наркоман колется, алкаш старается поставить бражку или наоборот, становится суперправильным и ещё и «мурчать» начинает. Кто-то просто работает на «промке», приходит, смотрит телек и спит. Кто-то бомжует, занимается аферизмом, играет в карты, занимается спортом или ведет политическую борьбу. Я читал всю жизнь, поэтому занимался этим и «за забором», с перерывам на спорт и «общие моменты».
До приезда Феди особо и не с кем было общаться. В СИЗО подобрался контингент, с которым хоть десять лет сиди и разговаривай — а тут глухо.
Днём в секции оставался только Симба и Ваня Угрюмый. Ваня пил чай, курил и общался с «кисей». Иногда он задавал удивительные вопросы. Например, слушая радио, он спросил меня:
— Слушай, а Цой сдох уже?
— Да, погиб… ещё в 90-м году.
— Ебать! А как тогда он каждый раз новые песни выпускает?! Вон по радио каждый раз слышу новую песню, — Ваня был 95 года рождения.
— Вань, может просто играют песни, которых ты раньше не слышал?
Об этом он не подумал.
Как привидение, по секции ходил Лёша Симба: было видно, что ему морально тяжело. Он был сиротой и к тому же больным на голову. Ему дали 3,5 года за квартирную кражу: подельник Алексея предложил обокрасть квартиру своей девушки, пока он будет с ней в кафе. Сделали ключи, и Симба проник в квартиру: забрал ноутбук и портативное DVD. Ноут отошел другу, a DVD — Симбе. На бараке Лёша был шаровым, это что-то вроде часового: стоял на шухере и, если на барак заходят менты, он должен кричать: «Дежурный (опера) на бараке!» Шаровым пихали чай и курить. Для тех, кто «не грелся», это было хорошим подспорьем.
Я тогда читал Веды и на примере Симбы ярко представил себе, что такое «гуна невежества». Лёша вёл бессмысленные разговоры типа: «Сегодня ж видел Васю с 4-го барака» — «И что?» — «Та ничё. Он мне говорит: «Ну шо ты?» Я ему: «А ты шо?» Он: «Та и я ничё…»
Или: «Я ж сегодня пошел на «промку». Пришел, чаю попил… О, думаю, теперь работать можно». Причем говорил он медленно, как бы обдумывая каждое слово.