Бег в золотом тумане

   -- Во дают! -- с трудом ворочая языком, восхитился опять пришедший в себя Житник.

   -- За... три часа...туда -- обратно. И ведь... все это... надо было собрать по дощечке... навьючить. Ударники каптруда, вашу мать!

   -- Торопятся, золото в цене...

   -- Надо что - то делать! Как ты?

   --Нормально...

   -- А я ног уже не чувствую. Ступни -- как отрезало. И голова сейчас лопнет.

   -- Вряд ли... Она же чугунная.

   -- Довыпендриваешься...

   --Уже...

   Я не успел договорить. По неуловимому знаку Учителя к нам бросились люди, быстро сняли со столбов, бросили на землю.

   -- Ну вот, "и как Христа, его сняли с креста". Давай полежим, отдохнем; обедом, вроде, еще не пахнет, -- продолжил я, повернув к Юрке гудящую голову.

   -- Ты не злись на меня! Если бы я не уважал тебя, то есть, некоторые твои качества, я и в сторону твою не посмотрел бы...

   -- А мне твое уважение на хрен не нужно. Ты на меня свою "рубаху надеть" хочешь, но силёнок не хватает! -- тихо ответил он, отчужденно глядя в небесную синеву.

   -- Я давно знаю, что тебе по душе "одёжка от Резвона "! Житник пропустил мимо ушей последнюю фразу, возможно даже и, не поняв, о чём я ему намекнул. Его волновали "старые раны":

   -- Слушай, Чернов, давно хотел тебя спросить, как там твоя Ксения поживает?

   -- Я мало что знаю. В 1989 - ом замуж вышла и уехала на Алтай, в родное село к брату Валерке. Дочку родила. Назвала Ксюшей. Не ухмыляйся! С фантазией у неё никогда не было проблем. Наверное географический центр Евразийского континента не пошёл ей на пользу. В 1991 году умер брат. С мужем разошлась. Не смогла найти нишу для своих амбиций и запила на всю катушку. Она всегда с нами, мужиками, наравне употребляла. Муж - мягко говоря, покинул её, не поняв до конца, как и я, за что полюбил... Сын рассказывал. Он к ней ездит каждый год. Выслушав меня, Юрка спросил:

   -- Радуешься, наверное?

   -- А чего радоваться? Рядом с ней всё горит... Она мне жизнь испортила, теперь сын с ней мается. Сестренка в школу в этом году пойдёт... Накупил ей всего! Заботится...

   Житник подвёл черту:

   -- Не любила она тебя. И вышла замуж за твою квартиру, факт! И всегда хотела сама по себе быть. Она тебе рога отрастила, будь здоров!... Я-то всё знаю!

   С Мишкой, студентом кучерявым из Львова, на виду у всех крутила! Ты только не замечал... Карандаши грыз, над картами корпел, весьтушью цветной измазанный. А она ему у родника, не поверишь, из голубенькихнезабудок веночки плела! А потом с ним в город уехала.Провожать. Ты сам ее отпустил. И три дня они из постели не вылезали. Я к тебе на квартиру тогда приходил. И идиллию эту лицезрел...

   А потом с дружком твоим закадычным и собутыльником любимым Игорьком Горбунковым... Прямо в маршруте, в траве некошеной... Их Федька Муборакшоев видел...

   В бинокль с другого борта ущелья. Говорил потом, зенками блестя и слюну сглатывая: "Высший пилотаж! В кино такого секса не увидишь! Чуть окулярами себе глаза не выдавил! "

   -- Слушай. Юр! Мне, конечно, больно все это слушать. Не вспоминать, а слушать. И знаешь почему? Ты думаешь, что с нормальным человеком говоришь... А я перегорел. И к рогам своим отношусь, как мать к больному ребёнку! Ты не представляешь, но их у меня от Ксении несколько пар осталось. И не все ты, наверное, видел. Есть прелюбопытные экземпляры! А ты что, собственно, так неравнодушен? В тюрьму хотел посадить... Развода нашего требовал... Не давала тебе, что ли?

   -- Давала, не давала... -- огрызнулся Юрка, -- Кончай, вон Наташка и подруга твоя от ручья идут.

   -- Опять бодаетесь? -- улыбнулась Наташа, присев с Лейлой на корточки рядом с нами. Всем своим видом она хотела показать, что взяла себя в руки.

   -- Да так... В меру сил... Просто вспомнили, как в былые годы Юрик проказничал.

   Понимаешь, дурная привычка у меня была, -- я в задумчивости карандаши грыз, скрипя мозгами над картами и планами штолен. А он, Сатир местного замеса, издевался надо мной: Для смеха обглоданные концы перцем красным натирал. Ночью, под одеялом. Потом вся партия ржала, гримасы мои наблюдая... -- поведал я девушкам историю с ностальгической улыбкой. И тут же,

пропел:

   -- Ты так красива, милая Лейла. И не рифмуются с тобою "Рожки", пока хожу Я по дорожке! Пока я жив, "этого" не повторится, мотай на ус, Жорж!!!

Минуту спустя, из штольни вылезли Бабек с Сергеем. Подошли к нам, уставшие, но полные решимости достойно вынести все испытания. С помощью девушек они посадили нас на землю.

   -- Как жизнь? Бьет цепями по ногам, задевая голову? -- похлопав меня по плечу,

   спросил Кивелиди.

   -- Ты, Серега, и не представляешь, какие нам жизнь преподносит подарки, -- сказал я, растирая появившиеся на голенях багрово-красные рубцы.

   -- Я еще смогу насладиться жизнью. Если захочу. И, может быть, не раз!

   Подошел доцент и дополнил:

- Последующие нарушение режима и неуставные отношения будут караться строже. Подвешенных рабов будем сечь плетьми! И, пожалуйста, не надо умничать! О Женевской конвенции я знаю, но это не про вашу честь!