Бег в золотом тумане

Доцент, — этот влюблённый в Фемиду миротворец, пощадил женщин, но через Нура, исполняющего, видимо, обязанности начальника каторги, передал мне, что не закованы они условно, и любое нарушение режима скажется на них, нашем самочувствии и рационе.

Еще нам Нур сообщил, что дневная норма руды на шесть человек определена в пятьсот килограммов. Кроме того, в кратчайший срок нам предписывается наладить и ввести в действие процесс обогащения золотоносной руды. Низкая производительность труда тоже будет наказываться урезанием пищевого довольствия. Через час он ждет от нас устного перечня материалов, необходимых для организации добычи и обогащения руды.

— Горно—обогатительная артель по имени: "Крушение Светлых Надежд" торжественно клянётся! Работать, пока смерть не разлучит нас! — Я пошутил, но никто даже не улыбнулся!

— Ну, тебя! И чего ты резвишься? — нервно сказала, осунувшаяся за ночь, Наташа:

— Как будто в пионерский лагерь попали…

— Понимаешь, не принимает моя многострадальная душа и мой воспалённый мозг все это, хоть убей, — виновато ответил я, глядя на девушку.

— Агония мышц моего языка будет продолжаться долго, поэтому придётся терпеть! Понимаешь…

— Понимаю, потому что второй раз за последний год, переживаю подобное потрясение, — медленно и тихо выговорила Наташа.

Она сидела на камне, уставившись в землю и бездумно, как четки, перебирала звенья цепи, сидевшего рядом. Юрки.

— Как будто кинофильм смотрю, про себя… — продолжила она грустно:

— Мыслей в голове нет. И сердце почти не бьётся. Внутри меня холод и пустота!

— Потерпи, пройдет все!

— Шел бы ты… Лейлу успокаивать… — нехотя повернул ко мне голову Житник.

Я осмотрелся и вполголоса доложил:

— Послушайте! Я заметил, что постоянного персонала здесь — всего три человека! Нур и два стражника. Один сидит на скале, там над штольней. Видит все, как на ладони. Второй вокруг штольни ходит. У всех автоматы. Но, судя по их глазам, — служили в стройбате, и их бывший командир, не сойти мне с этого места, поклялся на Уставе, не допускать их к оружию даже в случае атомной войны.

— Нада работать! Золото копать! Давай, говори, что нада привозить, — прервал разговор дюжий напарник Нура, больно ткнув дулом автомата мне в плечо. — Сидеть не нада, работать нада! Давай!

— Отвали, гад! — огрызнулся я. — Нур! Иди сюда!

Нур быстро подошел и, как обычно, услужливо улыбаясь, взглянул в глаза.

— Слушай! Ты о Женевской конвенции слышал?

— Какой женский конь? Лошадь? Учитель ничего про лошадь не говорила…

— Короче, если кто будет по-хамски к нам относиться, я лично тебе голову оторву. Ты меня знаешь. Под пули пойду, но оторву! Понял?

Нур меня знал. Знал, что в молодые годы, если меня задевали хоть словом, то я, не раздумывая, лез в драку, а потом уже разбирался. И мало было на разведке людей, желавших со мной столкнуться. Да и видел, наверное, как я однажды студента блатного за руку водил, как малыша, по промплощадке… Учил относиться уважительно ко всем, кто работает в поле. Буром на меня пошел, зелень пузатая! Ростом под два метра, амбиций ещё больше, а в итоге — сопли по лицу размазывал…

Видимо, вспомнив все это, Нур подошел к напарнику, и сказал пару фраз по — таджикски. Тот стал быстро говорить что-то про муаллима, но потом махнул рукой и отошел в сторону.

— Давайте, что ли и в правду работать? — предложил тут Сергей. — Начнем, как говориться, вживаться в образ. Тем более за ударный труд кормить обещали. Предлагаю начать с промывочного агрегата. Вода тут есть. Надо доски для бутары заказать, четверти куба хватит. Шкур овечьих пару. Ну, конечно, инструмент всякий, гвоздей. Но бутара[41] — это просто! Как породу крошить будем? Пусть, что ли мельницу внизу, на реке ставят! Вручную много не надробишь… Полтонны в день мало не покажется…

— Заставят долбить. Никуда не денешься, — каторжники мы, не забывай, — покачал я головой.

— Ну, тогда пусть снимают емкость с компрессора. Там, на Кумархе, наверняка есть. Если ее разрезать надвое, две неплохие ступы получится. И пусть подберут что-нибудь тяжелое для пестиков.

— А как будем порода ломать? Аммонит пол — ящик остался… — начал Бабек. — Вручной трудно будет.

— Ты забыл, где находишься? На каторге, дорогой, на каторге! — похлопал я его по плечу. — Помнишь фильмы о фашистских концлагерях? Изможденные люди-скелеты в полосатой черно-белой униформе долбят крепчайший камень… Вот один из них, сгибаясь от тяжести, тащит обломок мрамора… Но силы оставляют его! Он падает в грязный снег. К нему подходит мордатый, брезгливый эсэсовец в черном мундире и, презрительно затушив сигарету о бледный, вспотевший лоб узника, равнодушно стреляет ему в висок…

— Хорошо говоришь! Вот бы тебя… — начал говорить Житник, но его прервал Нур.

— Готово план? Скажи, что надо!

Мы ему обстоятельно рассказали, что нам потребуется для добычи и обогащения руды. Когда он заверил нас, что все понял, я поинтересовался, почему нет Учителя.

— Он кишлак сидит. У него очень много важный вопрос. Днем придет, важно ответил Нур, явно копируя манеры босса.