Бег времени. Тысяча семьсот (СИ)

Сняв куртку, я передал ему, ожидая, куда он направит меня. Легким взмахом руки в белой перчатке он указал на коридор, ведущий в галерею с высокими окнами до пола, который заканчивался светлой комнатой в конце, где я уже видел силуэты Фалька и мистера Джорджа.

- Ты? - громкий девичий вскрик разрезал спокойную деловую обстановку дома. – Ты что здесь делаешь, де Виллер?

Я обернулся и увидел сзади меня спускающуюся по большой парадной лестнице Джоконду. Она была возмущена и удивлена моим приходом, что означало, что ей не сказали о моем прибытии.

- Доброе утро, Джулия. Рад видеть тебя, – скопировал я тон и фразу своего дяди.

- Да как ты смеешь ко мне обращаться после того, что ты мне наговорил! – она практически завизжала, забывая о сдержанности и правилах приличия. Я почувствовал, как все находившиеся на первом этаже и в галерее, обратились в слух, и все внимание было направлено на нас.

- Джулия, я прошу прощения за сказанное тогда на лекции. Может, обсудим это позже? – по моему тону видно было, что я ни капли не раскаиваюсь, это было чистой воды формальностью.

Джулия поджала свои тонкие губы, отчего челюсть как-то некрасиво выпятилась и вместо рта образовалась щель. Она стала еще некрасивей, чем была.

- Роберт, выпроводите этого молодого человека за дверь и проследите, чтобы он убрался отсюда и никогда не показывался здесь! – она злобно сверкнула глазами, обращаясь к камердинеру.

- Джулия, что здесь происходит? – это был высокий статный мужчина с плешью на голове, вышедший из галереи. За ним шел Фальк, а из комнаты в конце галереи вышел Уитмен, чтобы получше наблюдать за происходящим.

- Отец, я прошу уйти этого молодого человека и никогда не появляться здесь! – она обратилась к барону Скайлзу, ища поддержки.

- Вы, как я понимаю, Гидеон де Виллер? – обратился он уже ко мне, протягивая свою руку для пожатия.

- Да, он самый. А вы …?

- Барон Уильям Артур Генрих Скайлз, – его ладонь была сухой, а рукопожатие крепкое. – Я смотрю у вас с моей дочерью какое-то недопонимание.

- Просто университетские дела, разногласия на почве учебы, – я улыбнулся в ответ на его улыбку, краем глаза наблюдая, как Джоконда краснеет от ярости. Ей бы поучиться самоконтролю.

- Отец, он…, он… - она замолчала, подыскивая слова и объяснения, кто я и почему она желает выкинуть меня из дома. Но ничего рационального на ум ей видно не приходило. От этого она еще больше побагровела и надулась, кажется, еще чуть-чуть и она лопнет, как воздушный шарик. Надо было просто сказать, что ее отшили.

- Джулия, Гидеон приехал ко мне по делу. Ваши студенческие дела оставьте на другое время, – он смотрел на нее, холодно улыбаясь и ясно давая понять, чтобы она заткнулась и прекратила вести себя неподобающим для них образом. Не дожидаясь ее ответа и не видя, что дочь от стыда потупила глаза, обратился ко мне «Прошу!» и показал на галерею.

Оставив позади сходящую на пепел девушку, мы вошли в кабинет в конце галереи. Это была просторная комната, обшитая деревянными белыми панелями, витиевато старинной мебелью в стиле барокко. В середине комнаты у стены стояла на подставке какая-то картина с женским изображением, возле которой, практически уткнувшись носом в холст, ее осматривал мистер Джордж. Мистер Уитмен стоял рядом с ним, улыбаясь так, словно нашел что-то весьма невероятное.

Ко мне и Скайлзу подошел Фальк.

- Дядя, может, объяснитесь, в чем дело? – нахождение в доме отца Джоконды, да еще и в окружении Хранителей из Ближнего круга я находил весьма странным явлением даже для меня.

Фальк кивнул в сторону картины, от которой не отлипал Джордж и Уитмен, и коротко сказал: «Взгляни».

Я неуверенно двинулся к портрету.

«Джордж, пусти Гидеона. Пусть посмотрит!»- все еще улыбаясь, заметил Уитмен, давая мне подойти к картине, тем временем как мистер Джордж нагнулся к низу картины, закрывая своей широкой спиной и задом какой-либо подход к портрету.

«Ой-ой, простите!» - он попятился на меня, отдавив ногу. Еле сдержавшись, чтобы не ругнуться от боли на мистера Джорджа за его неуклюжесть, я переключился на портрет, злобно уставившись на холст.

Первые секунды я не видел ничего занятного: ну, обычный портрет, которыми наполнены все музеи мира, ну, женщина с белыми волосами, ну, смотрит на меня…

То, что я испытал подобно разряду молнии, прошедшей сквозь мое тело. Я остолбенел, забыв дышать. Ничего вокруг - мир пропал, оставляя только ее глаза: любимые, дорогие, насмешливые, задорные, пронзительно голубые. В след за взглядом стало складываться все ее лицо, черты словно оживали и я видел с картины живую Гвен. Словно ей задали вопрос, а она на секунду задумалась, продумывая очередную свою колкость.

Но это всего лишь портрет. Гвендолин была изображена каким-то мастером, волшебным кудесником, захватившим пронзительное сходство лица с оригиналом с помощью масляных красок и кистей.