9. «Многое еще, наверно, хочет…»
Многое еще, наверно, хочетБыть воспетым голосом моим:То, что, бессловесное, грохочет,Иль во тьме подземный камень точит,Или пробивается сквозь дым.У меня не выяснены счетыС пламенем, и ветром, и водой…Оттого-то мне мои дремотыВдруг такие распахнут воротаИ ведут за утренней звездой.1942, Ташкент«…А человек, который для меня…»
…А человек, который для меняТеперь никто, а был моей заботойИ утешеньем самых горьких лет, —Уже бредет как призрак по окрайнам,По закоулкам и задворкам жизни,Тяжелый, одурманенный безумьем,С оскалом волчьим… Боже, Боже, Боже!Как пред тобой я тяжко согрешила!Оставь мне жалость хоть…13 января 1945«Вот она, плодоносная осень!..»
Вот она, плодоносная осень!Поздновато ее привели.А пятнадцать блаженнейших весенЯ подняться не смела с земли.Я так близко ее разглядела,К ней припала, ее обняла,А она в обреченное телоСилу тайную тайно лила.13 сентября 1962, КомаровоПри непосылке поэмы
Приморские порывы ветра,И дом, в котором не живем,И тень заветнейшего кедраПеред запретнейшим окном…На свете кто-то есть, кому быПослать все эти строки. Что ж!Пусть горько улыбнутся губы,А сердце снова тронет дрожь.1963Поэма без героя
Триптих
(1940–1962)
Deus conservat omnia[17]
.Девиз на гербе Фонтанного ДомаВместо предисловия
Иных уж нет, а те далече.ПушкинПервый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом в ночь на 27 декабря 1940 года, прислав как вестника еще осенью один небольшой отрывок.
Я не звала ее. Я даже не ждала ее в тот холодный и темный день моей последней ленинградской зимы.
Ее появлению предшествовало несколько мелких и незначительных фактов, которые я не решаюсь назвать событиями.
В ту ночь я написала два куска первой части («1913») и «Посвящение». В начале января я почти неожиданно для себя написала «Решку», а в Ташкенте (в два приема) – «Эпилог», ставший третьей частью поэмы, и сделала несколько существенных вставок в обе первые части.
Я посвящаю эту поэму памяти ее первых слушателей – моих друзей и сограждан, погибших в Ленинграде во время осады.
Их голоса я слышу и вспоминаю их, когда читаю поэму вслух, и этот тайный хор стал для меня навсегда оправданием этой вещи.
8 апреля 1943, ТашкентДо меня часто доходят слухи о превратных нелепых толкованиях «Поэмы без героя». И кто-то даже советует мне сделать поэму более понятной.
Я воздержусь от этого.
Никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов поэма не содержит.
Ни изменять, ни объяснять ее я не буду.
«Еже писахъ – писахъ»
[18].Ноябрь 1944, ЛенинградПосвящение