Возникает вопрос, почему такая направляемая или контролируемая экономика, почему такое «планирование», если мы можем использовать это слово, не выполнялось при демократических условиях и демократическими методами. Причины отказа от демократического планирования и коллективизма в Германии, кажется, являются и экономическими, и политическими. «Планирование» становится необходимым (это также указано в цитате выше), потому что промышленность отказывается делать новые инвестиции, которые требуют огромного капитала и которые, кроме того, чрезвычайно рискованны. Предполагаемые риски являются двоякими: политическая неопределенность, которая приводит к экономической неопределенности, и экономическая депрессия, которая ведет к распаду политической демократии.
Парламентская система может в любое время породить силы, враждебные монополистам, которые постоянно находятся под угрозой тяжелых налогов, прежде всего налогов на нераспределенную прибыль, утраты системы покровительства, «потери доверия», возможности трудовых споров. Все это приводит к хорошо известной «забастовке инвесторов», к отказу расширять предприятие, потому что политическая неопределенность может подвергнуть опасности возврат инвестиций. Политическая неопределенность порождает экономическую нестабильность. Если государство не имеет полного контроля над деньгами, кредитом и внешней торговлей, то деловой цикл не может быть стабилизирован. Спад привел бы к краху переполненной капиталом монополистической структуры. В этих условиях координация государством всех мер регламентации кажется неизбежной и необходимой.
Здесь существовала, конечно, абстрактная возможность поручить такую координацию парламенту. Немецкие профсоюзы предлагали много таких планов; французский Народный фронт и бельгийская трудовая партия разрабатывали сходные планы, а Новый курс Рузвельта частично их выполнил. Все европейские попытки завершились неудачей, а Новый курс Рузвельта частично преуспел, потому что страна была богатой, и ее резервы, выявленные лишь частично, были неисчерпаемы.
Демократическое планирование потерпело неудачу, потому что демократическое планирование должно удовлетворять потребности широких масс, и именно по этой причине демократия обязана заниматься планированием. Удовлетворить требования широких масс означает, однако, расширить или по крайней мере сохранить промышленность потребительских товаров; это неизбежно ограничивает прибыль тяжелой промышленности. Кроме того, динамика демократии такова, что одно достижение масс приводит к дальнейшим требованиям. Один пример: при демократических условиях такой сверхреакционный промышленный консерватор, как Крупп, никогда не предоставлял бы своим рабочим те уступки, которых они требовали. Они покушались бы на само его право быть хозяином в собственном доме. Таким образом, они, поскольку он боялся, переходили бы ко все более и более опасным требованиям. При тоталитарных условиях он без колебаний будет выполнять некоторые требования, потому что демократический механизм перестал функционировать.
Демократическое планирование должно координировать множество частных интересов, торговлю и ремесло, интересы мелких, средних и крупных бизнесменов, интересы крестьян, государственных служащих, рабочих. Демократия не может просто уничтожить, «причесать» неэффективного производителя и торговца. Она не может порабощать рабочих. Она не может просто перевести средний класс в пролетариат; это просто усилило бы антидемократические тенденции и способствовало бы подъему фашизма.
Демократическое планирование также расширяет власть государства; она добавляет монополию экономического принуждения к монополии политического принуждения. Чем более сильным становится инструмент, тем более он драгоценен. Монополисты могли опасаться, что, если бы демократические группы управляли государством, они стремились бы увеличить благосостояние масс и сократить прибыль монополий.
В случае Германии были и дополнительные причины: банкротство ведущих политических партий, социал-демократов и профсоюзов, которые отличались трусостью, их возглавляли некомпетентные лидеры, и они предпочли сложить полномочия, а не бороться. Мы должны помнить, что партия католического центра, никогда не являвшаяся однородной, обнаружила в 1930 г., что у нее было как реакционное крыло, так и демократическое; что политический либерализм в Германии умер много лет назад; что коммунистическая партия, со своим некомпетентным руководством, колебалась между диктатурой пролетариата, революционным синдикализмом и национал-большевизмом, и таким образом ослабляла рабочий класс. Также важно, что армия, судебная власть и чиновничество организовали контрреволюцию в тот самый день, в который вспыхнула революция 1918 г.