Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Самыми грозными союзниками тяжелой промышленности в борьбе против демократии были владельцы больших состояний, и особенно из пояса посевов ржи в восточной и северной Германии. Инфляция 1921–1923 гг. освободила сельское хозяйство от его задолженности, но только на короткий момент времени. После необычно плохих урожаев 1924 и 1925 гг. крестьяне снова оказались в долгах. Поздней осенью 1925 г. они продавали свои зерновые по любой цене, чтобы выручить наличные деньги. Цены упали ниже уровня мирового рынка, даже с долгосрочными кредитами абсолютно недоступного. Хлынули субсидии, и система кредита была реорганизована так, чтобы попытаться двигаться против течения. К сожалению, в государственной программе не было никакого планирования. Высокие тарифы и система субсидий препятствовали модернизации молочной и овощной отраслей промышленности, в отличие, например, от Голландии и Дании. Одной иллюстрации будет достаточно. Стимулируя производство фуража, немецкое правительство могло бы оказать большую помощь владельцам молочных ферм. Вместо этого оно сохранило тарифы на зерно и таким образом защитило самые дорогостоящие из всех отраслей сельскохозяйственного производства.

Веймарская политика внутренней колонизации также не затронула крупных землевладельцев. Закон 11 августа 1919 г. дал правительству право конфискации состояний при показателях ниже рыночной стоимости, но федеральный Верховный Суд объявил его неконституционным. Администрация, занимавшаяся переселением, тогда обратилась к прямому выкупу. То немногое, что она смогла достичь для крестьян (19 000 семей, переселенных с 1919 до 1925 гг.), было полностью уравновешено пропорциональным расширением со стороны крупных состояний. С их более высокой нормой прибыли и их защищенным положением они могли легко и постоянно приобретать мелкие фермы. Все аграрные ссудные учреждения, кроме того, помогали более крупным состояниям более низкими процентными ставками (так же, как банки делали особые уступки крупным индустриальным концернам).

Депрессия 1929 г., несомненно, ударила по сельскому хозяйству сильнее, чем по промышленности. Фермерские цены снизились, в то время как промышленные цены оставались довольно устойчивыми, в силу чего ножницы цен расширились. Крестьяне восстали, и прусские юнкеры начали свое заключительное наступление против демократии. У Гинденбурга были тесные связи с восточными юнкерами Эльбы, и ни один из последних трех допплеровских кабинетов Брюнинга, Папена или Шлейхера не осмелился использовать сельскохозяйственную депрессию в своих интересах, чтобы разделить латифундии среди мелких фермеров. Напротив, финансовая помощь от федерального правительства и местных органов власти использовалась в основном, чтобы поддержать привилегии больших состояний. Восточный закон о помощи от 31 марта 1931 г., например, подписанный кабинетом Брюнинга якобы для того, чтобы освободить население восточных областей от страданий, фактически стал механизмом, сохранившим социально-экономический статус прусских юнкеров. Когда Шлейхер отдал приказ о расследовании системы субсидий, чтобы завоевать политическую поддержку профсоюзов, камарилья юнкеров донесла на него президенту как на аграрного большевика, и он был вынужден уйти в отставку. Непосредственной предпосылкой к назначению Гитлера было, таким образом, возрождение политического влияния прусских юнкеров.

Национал-социалистическое продовольственное сословие успешно организовало производство пищевых продуктов и их распределение на вертикальной основе, не пренебрегая сферой сельского хозяйства. Фермерские цены устанавливались правительством. Крестьянин субсидировался и укоренялся в «кровь и почву». Этим национал-социализм горделиво хвалился. Крестьянин должен образовать «новую знать крови и почвы» и стать «первопроходчиком органического обмена продуктами».[792]

По закону о сословном наследовании, вступившему в силу в октябре 1933 г., крестьянин (если в расовом отношении он, конечно же, был чистый ариец) был привязан к земле. После его смерти она переходила к единственному наследнику, ее нельзя было ни разделить, ни заложить в банке. Устанавливался порядок наследования: сын, его потомство, отец, братья или дочери и их потомство, сестры. Чтобы быть наследственным крестьянином, нужно быть bauernfahig, то есть способным к управлению фермой.

Размер состояния не должен, как правило, превышать 125 гектаров (приблизительно 300 акров), хотя для одного крестьянина допустимо иметь несколько ферм, в общей площади превышающих этот предел. Минимальный размер менялся в зависимости от плодородия почвы в соответствии с тем принципом, что ферма должна быть достаточной, чтобы содержать семью. Общее количество наследственных состояний в 1938 г. было 684 997, они занимали 15 562 000 000 гектаров земли, или 37 % всех обрабатываемых сельскохозяйственных и лесных угодий.[793]