Беглая

Йахен с ним! Я отвернулся от стола, чтобы верховный не видел моего лица. Беременна… Это казалось странным, но ничего странного и не было. Мия не была Тенью, пусть я об этом даже не задумывался… Беременна… Сейчас хотелось верить верховному, как никогда. Каждому слову. Беременна…

Моя женщина и мой ребенок. Я переверну эту планету вверх дном!

Писк фактурата вывел меня из этого оцепенения. Я активировал сообщение, направился к выходу. Обернувшись, напомнил верховному:

— Запомни: никому ни слова, о чем здесь говорилось!

Наконец-то! У Селаса есть новости!

54

От напряжения звенело в ушах. Спину окатила нестерпимая волна нервного кипятка. Я замерла, как вкопанная, боясь обернуться. Лишь видела, как Исатихалья передо мной грузно развернулась и направилась к пункту контроля. Я слышала лишь ее голос:

— Что-то случилось, господин контролер?

— За вашим мужем числится банковский долг в размере ста двух курантов и семидесяти пяти гранумов. Вы не можете покинуть Фаускон с непогашенным займом.

Повисла удушающая тишина. Я ощутила себя внутри стеклянной колбы, о которую бьются снаружи портовые звуки. Наконец, в уши врезался шлепок, и я обернулась.

— Пьянь проклятая! Чудище безмозглое! Когда нахватать успел, изверг? Изверг!

Исатихалья снова лупила своего старика, но едва ли этот напор мог нам чем-то помочь. Сто два куранта… Я не знала, много ли это по меркам Фаускона, но на Эйдене это была довольно приличная сумма, которую просто так едва ли вынешь из кармана. Тем более, из кармана нищих ганоров. Почему старуха не забрала больше камней, впрок?

Исатихалья отстала от мужа так же резко, как и налетела. Нервно посмотрела на часы на шее. Обратилась к контролеру:

— Мы как-то можем успеть погасить займ и попасть на рейс?

Асторец кивнул, подозвал служебный фактурат, ввел данные:

— Банковский перевод или наличные?

Старуха сосредоточенно поджала губы и полезла в свою сумку через плечо:

— Наличные…

Она долго и шумно рылась, а я буквально кожей ощущала, как уходит время. Чувствовала каждую секунду. И с каждой новой проклятой секундой моя иллюзорная оболочка могла бесследно растаять — и тогда конец. Я снова нервно смотрела на свои руки, не в силах ничего поделать. Выдержки не хватало. Она истончилась до самого невесомого волоска и вот-вот оборвется. Это было настоящей пыткой. Казалось, сердце попросту лопнет, не вынесет этого напряжения.

Регистрация на рейс уже закончилась, и возня Исатихальи никому не мешала. Контролер по долгу службы просто терпеливо ждал. Ему было совершенно наплевать, успеем ли мы на борт. Старуха с пыхтением рылась в сумке, наконец, отыскала завязанный узлом платок, высыпала содержимое в монетоприемник фактурата, не пересчитывая:

— Вот, считайте! — Она снова посмотрела на часы, и по ее лицу я поняла, что времени в обрез.

Все мы с надеждой смотрели на фактурата, наблюдая, как он неспешно «проглатывал» монеты одну за другой. Хотелось тряхнуть его, чтобы работал быстрее! Наконец, пискнул, издал скрежещущий звук. Контролер бесстрастно заглянул в монитор:

— С вас еще семь курантов и девяносто два гранума.

Исатихалья стала серой, похожей на камень. И я поняла одно: она высыпала все монеты, которые у нее имелись. Семь курантов… Больше денег не было.

Старуха вновь зарылась в свою сумку, но это выглядело, скорее, растерянностью, чем целенаправленным жестом. Наконец, она вновь посмотрела на контролера:

— Мы оплатили билеты. Осталась совсем небольшая сумма. Можем мы погасить ее немного позже?

Асторец невозмутимо покачал головой:

— Долг должен быть погашен до гранума. Иначе вы не получите разрешение на выезд.

Исатихалья бросила на меня быстрый настороженный взгляд, и я поняла, что это конец. Семь курантов и девяносто два гранума… подлинная цена моей свободы. И ни гранумом больше.

Я снова смотрела на свои руки. Теперь мне казалось, что по иллюзорной оболочке проходит едва уловимая рябь. Или это все внутри сотрясалось от страха. Невыносимо… Исатихалья все что-то причитала, пытаясь договориться с контролером, но тот был непреклонен. Глупая затея… Таматахал стоял чуть поодаль, согнувшись и понурив голову. Чувствовал вину? Или окосел от выпивки и вообще не понимал, что происходило вокруг? Вдруг, будто очнулся. Неестественно вздрогнул и принялся шариться по своим многочисленным карманам, вываливая прямо на стойку всякий хлам, среди которого выуживал мелкие монеты и зажимал в ладони. Старуха напряженно смотрела на него, казалось, даже перестала дышать, когда Таматахал высыпал найденное в монетоприемник фактурата.

Снова повисла невыносимая пауза ожидания, но все закончилось знакомым писком. Исатихалья уставилась на контролера:

— Сколько еще?

Тот снова заглянул в монитор:

— Один гранум.

Я стиснула зубы, стараясь держать себя в руках. Что же за проклятие! Один гранум! Такую мелочь можно было запросто найти оброненной прямо под ногами. Неужели не выпустят из-за гранума? Одного гранума!

Старик снова рылся в карманах. Но теперь это не приносило результата — он выскреб все, что было. Как же нелепо… Один жалкий гранум!