Пока коллант полукругом выстраивался напротив крыльца, военный трибун вспоминал: ничего ли он не забыл? Кажется, ничего. Пробный взлет колланта с новым невропастом — сделали, взлет-посадка прошли штатно. К счастью, двадцать лет назад Борготта успел побывать у Тумидуса в рабстве — тонкие связи сохранились, бери да пользуйся. К счастью?! Ладно, эту бомбу лучше не трогать. Пробный взлет колланта, уже пассажирского, с Марком, взятым на «поводок», — сделали, никаких проблем. Втайне Тумидус опасался, что племянник станет противиться
Огласки от коллантариев Тумидус не ждал, огласки от Папиной родни не боялся. Жены с детишками тыщу раз видели, как их драгоценный тиран взлетает: так, сяк и эдак. Ну, взлетел с подвывертом, в хорошей компании, размялся перед поминками — о чем тут болтать? Да и кто им поверит, трещоткам?
— Лусэро Шанвури. — Военный трибун откашлялся. — Согласны ли вы…
— Стоп.
Рука Борготты легла на плечо Тумидуса, прервав монолог. Военный трибун еле сдержался, чтобы не заехать наглецу локтем в челюсть.
— Стоп, — повторил Борготта. — Согласия должен спрашивать невропаст колланта. Невропаст у нас я, значит я и спрошу. Когда вернемся, можешь меня за это поколотить.
— Да, — сквозь зубы произнес Тумидус. — Забыл, извини.
Борготта был прав, гори он огнем.
— Лусэро Шанвури. — Борготта шагнул к карлику. — Согласен ли ты взлететь вместе с нами на орбиту Китты, а если понадобится, и дальше?
Сюртук Борготта держал в руках. Сорочка осталась спущенной, плечо — голым, и было видно, как татуировка ускоряет вращение.
— Да, — еле слышно откликнулся Папа.
— Спрашиваю еще раз: согласен ли ты взлететь вместе с нами в открытый космос?
— Да.
— И в третий раз спрашиваю: даешь ли ты согласие на совместный взлет?
— Да!!!
Наверное, Папа думал, что кричит. Или просто кричал, как мог. Дернулся костистый кадык. Открылся рот, на подбородок стекла ниточка слюны. Белые незрячие глаза налились кровью, приобрели розовый оттенок, превратив карлика в кролика. Старый антис задрожал всем телом, когда люди напротив превратились в живые костры. Жены Папы разразились истошным визгом, отворачиваясь к забору, закрывая лица рукавами: убийственный свет грозил лишить их зрения. Дети орали от восторга, пытаясь выглянуть из-за ладошек. Огонь и свет, свет и огонь — Тумидус даже начал опасаться, что взлет получится «горячим», с последствиями. От костров, еще недавно носивших имена коллантариев, потянулись шипящие шнуры, до боли напоминая змей, кублящихся на плече Лючано Борготты. Змеи вязали петли, вились, плели сложный орнамент, во многом он совпадал с татуировкой, и, когда змеи связали всех, включая Папу Лусэро, в единое целое, композиция нашла свое завершение.
С изнанки, в галлюцинаторном комплексе, космос над Киттой был лощиной, каменистым распадком. Его держали в горсти морщинистые ладони холмов: пологих, густо заросших зеленью. Звенели ручьи, галдели птицы, потревоженные вторжением целого отряда вооруженных людей. Ветер трепал кроны деревьев, срывал листья и бросал, наигравшись.
В реальном космосе листвой служила межпланетная пыль, внешне похожая на порошок магнетита. Солнечный ветер пронизывал скопления пыли насквозь: краткий, неуловимый миг — и поток заряженных частиц уже мчался дальше.
— Ай-яй-яй, — спел военный трибун, не попадая в ноты. — Ай-яй-яй, а мы пришли за Папой…
Он попытался вспомнить, когда пел в последний раз. Выходило, что в детстве.
— Аллилуйя! — подхватил Борготта. Дела со слухом у него обстояли лучше. — Аллилуйя, мы пришли за Папой!
— Белый бвана раз!
— Белый бвана два!
— Белый бвана три, — согласился Тумидус-младший.
Судя по блаженной ухмылке, Марк был под кайфом. В любой другой ситуации офицер имперской безопасности сел бы за такую ухмылку под домашний арест. А за татуировки…