— А с какой стати они ему присягнули-то? Пришел какой-то заморский мужик с колдовской птицей и объявил себя, понимаешь, королем. И скваары, и йонмааны, и, следует думать, в особенности убогая чернь — надо же — страшно обрадовались. Они в него все влюбились, что ли?
Кузнец криво усмехнулся:
— Ну если у него, допустим, тяжелая конница в достатке и пара сотен лучников — влюбишься, пожалуй.
— Во-о-от! — Хтоний поднял вверх сухой и длинный указательный палец, — Другими словами, пришла из-за моря хорошо вооруженная разбойничья ватага. Для начала пограбила и пожгла, а потом посмотрела: других ватаг поблизости нету, народ в смысле подраться квелый — чего бы не основать какое-никакое королевство? Осесть, обзавестись наконец хозяйством, потомством? И чтоб оброк сам к порогу приходил. А власть, ясное дело, наследовалась.
То есть, его величество, Улаф Первый у нас стал королем каким? Самопровозглашенным. И только потому, что в своей ватаге он, скорее всего, был самый здоровый, жестокий и коварный. Мог, значит, пару-тройку черепов проломить… «в назидание»…
С насилия все началось, насилием и продолжается, Викул. В каждом закутке жизни, куда ни глянь, найдешь его. Любую сложность, что бывает между людьми, поковыряй — найдешь его.
Кузнец недоверчиво выпятил губу:
— Но подожди… Ведь есть люди… Ну, скажем, упился человек и давай сараи да дома поджигать. Может и целый город спалить — случались случаи. Его же надо остановить, нет? Опять же, бывают сумасшедшие. Какой и убить может, да не просто убить, а… Говорить даже не хочу.
Те же горцы — ведь другой жизни не знают, как набежать, порешить кого попало и забрать все, что не приколочено. Как с этим быть? Хочешь не хочешь, а применишь твое «насилие».
— Ну, давай по порядку. А нельзя ли попробовать так сделать, чтобы человек не упивался? Только без битья? Может, стоит поговорить с ним и узнать, что его тревожит. Упиваются-то, чтоб не тревожится… Вдруг он работы найти не может — чтоб и по душе, и на пропитание годилась? Может быть, кого родного потерял и тоскует? Может жена другого полюбила? Поговори с таким, когда он в разуме — многое узнаешь. Тут помощь нужна, чтобы человек снова вкус жизни почувствовал. А битье и сажание под замок — это разве помощь?
Сумасшедших же у нас как лечат, видел? Заковывают в цепи да поливают ледяной водой. И кормят впроголодь, чтоб «дурная сила не накопилась». Да и жалко на них любому городскому голове припасы переводить. Помрут под присмотром — и слава Ворону.
А знаешь ли ты, милый мой, что с ума ой как нередко сходят из-за заразных болезней, которые можно вылечить? Из-за мелких грибков, что поражают пшеницу, которую вообще-то можно определить как больную и сжечь? Из-за войны с ума сходят, из-за непосильной работы в шахтах? Из-за того же крепкого эля или вина, если кто богат?.. Таких «сумасшедших», Викул, на самом деле большинство. Дай им подходящее лечение и уход — станут поумней многих здравомыслящих…
Бывают врожденные случаи, тяжелые — это да. Сам встречал такие. Но однажды видел в Батор-Йоме собственными глазами, как тамошний дэрваш действительно самого настоящего безумца пользовал. Сложный был у него травный состав, очень долгий срок лечения. Конечно, пришлось запереть того больного. Но без рукоприкладства заметь — тонкой стрелкой с хитрым составом на конце из духовой трубки выстрелили и усыпили. Вот как тебя недавно… И в цепи не заковывали — просто хорошо стерегли. Да, приходилось держать за руки поначалу, поить лекарством насильно. Но то лекарство буйство сняло за неделю. А более-менее рассуждать больной начал уже через месяц. Он, конечно, слегка странным остался навсегда, однако дэрваш ему и работу нашел, простую, конечно, — лепешки печь на одном постоялом дворе. И научил, как себя вести, чтобы людей не пугать, как за собой ухаживать.
Что же касается горцев, то ведь понятно, что они по большей части не сеют, не пашут, кроме как во внутренних долинах — им просто негде! Зато табак какой из тех долин? А горный хрусталь из пещер? Самоцветы? Металлы? Почему нужно с ними воевать, когда можно мену вести — «торговать», по-новому говоря?
Но нет — обычай! И у нас, и у них. А внутри обычая что? Насилие. А внутри насилия что? Ну?… Страх! Не ты — так тебя. И страх-то простой — боязнь голода, болезни, смерти.
Но что, скажи мне, столько здоровых и работящих людей, сколько их есть в нашем королевстве, не могут плоды своего труда так распределить, чтобы ни у кого не было страха голодной смерти? Что, лекарей нельзя прокормить при каждой деревне? Что, невозможно мену наладить вместо войны?
— Что ж ты не наладил, когда при дворе служил? — с невинным видом осведомился у старика Викул.
— Да при том дворе… — вдруг рассвирепел Доктор, — Там, брат, жестокость — это способ жизни! Вероломство — почитаемый инструмент внешней политики! Затуманивание голов собственному народу и прямое вранье в глаза — государственная мудрость! Там сам змеем становишься, пока ищешь пути, чтоб то исправить, сё исправить…