Беглый

Наконец, Ди — умиротворённая и удовлетворенная во всех отношениях, засопела. Иногда она не до конца закрывает глаза даже когда спит. И кажется, будто она тихонько следит за вами из-под длиннющих ресниц. Но вот если сопит — вот так, слышите, как сейчас — значит все таки уснула.

Приподнявшись на локте я долго смотрю на неё. Прощаюсь. Потом бесконечно долго душу её узкой бечёвкой типа тех, какими раньше завязывали коробки с тортом «Сказка». Ди хрипит и елозит по мне красивыми ногами.

В конце-концов, отказавшись от бечёвки, чтобы не портить её изящную шею странгуляционой бороздой, душу нашей большой мягкой подушкой. Положив подушку на лицо — стараясь не разбудить, я сажусь сверху, как это принято делать с вахабитами в спецподвале ТТ.

Задыхаясь, Ди изогнулась неестественной причудливой дугой и скинула одеяло на пол. У неё очень красивые бедра. Очень. А комочек фиолетового кружева она так и оставила на полу.

Я сдерживаю неимоверно унизительный порыв подобрать этот кружевной ультрафиолет и вдохнуть им, как мальчишка-ныряльщик за жемчугом на Фиджи. Я видел его фотку на рамблере.

От тела Ди исходит волнобразная магия. Ладно. Сегодня не стану ее убивать. Разве же можно — эдакую красотищу губить? В другой раз. Обязательно в другой раз. Едкая смесь ревности, ненависти, желания и унижения растворила меня на жалкие молекулы.

Я закрываю глаза и подсматриваю за сильным, высоким, раздетым до пояса голубоглазым блондином из бронзы — Кириллом, вставшим посреди комнаты как скала.

А вот Ди, одетая только в короткую форменную гимнастёрку иностранного легиона. Гимнастёрка застегнута всего на одну пуговицу. Хорошо видно что под развевающимся хаки у Ди ничего нет. Её волосы разметались по лицу. Ди колотит Кирилла по груди руками, пинает ногами, кусает и вообще — капризничает. Кирилл непокобелим.

Наконец, не выдержав, он поднимает ее на руки и сажает на высоченный барный стул. Она раздвигает свои безупречные сладко-пухлые недра, и там мелькает розовая призывная нежность. Кирилл по-солдатски чётко сбрасывает армейские штаны с ног, покрытых мышцами не меньше чем у мускулистого жеребца Амура Тимура, и вот уже вскоре мы все трое сливаемся в липком потоке постыдного предутреннего экстаза.

* * *

Утро — самая паскудная часть суток. У меня мозги ламповые. Им чтобы прогреться до рабочей температуры нужно пару часов и литр кофе. Но общество давно решило все за меня и я обязан подчинятся. Рабочий день начинается в девять и все тут. Да поймите же, кретины полуграмотные, у меня работоспособности выше, если дать мне выспаться. Что вам с того, что явившись на работу в восемь я буду два часа тупо смотреть в одну точку, стараясь не нанести не совместимых с жизнью ранений окружающим?

Мерзкий французский будильник Ди с надписью «Буиг».

Когда-нибудь, когда я стану очень богатым и сильным, я разнесу этот буиг об стену в брызги. И ещё, милашка Ди, навсегда закажу тебе упоминать об иносраных легионах сплошь состоящих из парашютных гандонов, сумевших таки достучаться в твою сладкую звездёнку.

Но пока — я гол, как сокол. Поэтому пора вставать и пилить через два квартала пёхом за свежей газетой. Работу необходимо найди во что бы то ни стало. Хорошую работу. Статус альфонса не просто некрасив, но ещё имеет ряд серьёзных неудобств для такой тонкой и властной натуры как я.

Умываясь в ванной теперь трепетно слежу — не позабыть бы не смытые сопли или капли зубной пасты в раковине. Поднимаю круг, ссу, опускаю круг. Тихо опускаю — а то так ведь финский унитаз можно расколотить.

Скоро стану настоящим человеком. Дрессированным, как сиамский кот соседки по Сергелям — тети Галы. Кот гадил исключительно в унитаз, потом смывал за собой и никогда не курил в постели. Сейчас — если этот кошак еще не издох, наверное на всех парах осваивает интернет.

* * *

— Шуриииик! Скоррее! Сюда!

В голосе Ди было столько ужаса, что сопли так и остались в раковине. Я ринулся ее спасать.

— Алинюшку вырвало! Смотри! Бедное моё солнышко!

Рядом с кроватью лежала небольшая слюнявая кучка из желудка малышки. Чтобы хоть как-то разрядить атмосферу глобальной катаклизмы, я быстро наклонился и собрал кучку с ковра. Полотенце, на бегу прихваченное из ванной — оказалось очень кстати.

И это действительно разрядило атмосферу направив монолог Ди в другом направлении:

— Что же ты, скотина эдакая, вытворяешь? Полотенцем?! Полотенцем что ли ковёр вытирать?

Я в ужасе отступил в сторону ванной, прижимая к груди камочек с завернутыми полу-перевареными продуктами по неизвестной причине отторгнутыми Алинюшкой.

— Куда потащил! В ванную? Баран! Выкинь его в мусорку сейчас же! А в ванну свежее повесь.

Что до сих пор не знаешь где в доме чистые полотенца лежат? Конечно! В кладовой!

Как арестант в бараке куда ворвался с обходом Хозяин, я суетливо избавился от грязного полотенца и помчался в кладовку — за свежим.

* * *

На полках кладовой лежали целые кипы белья. Полотенец не было видно. Я стал методично осматривать бесконечные стопки, и вдруг наткнулся на жестяную коробку от турецких конфет с ликёром и тисненной надписью «Мерхаба».