Беглый

И если есть на свете рай — там все должно быть именно так. Умная нежная девушка, Мариенгоф, музыка и горько-сладкие слезы очищения. Кто ж мне теперь виноват, что я сам вытер ноги об эту красоту? Мог ли я допустить тогда, что в жизни не существует черновиков?

* * *

— Ди, ну прости уже меня. Я такой идиот. Сам все испортил!

— Вот именно. Скотина. Своими руками. Уничтожил. Животное тупое. Все переломал. И сейчас. И сейчас! Скажи, вот скажи, мне пожалуйста, что, неужели так трудно свои поганые волосы смыть с мыла в душе? Мерзость какая!

— Ди, я умоляю тебя, прости, прости меня! Дай хотя бы один шанс! Хоть малюсенький шанс — посмотришь, я теперь для вас с Алинюшкой…

— Поздно. Поздно опомнился, голубчик. Ты что ли тут ночей не спал, когда Алинка температурила? Вставал в три часа ночи ее кормить? Вот! А теперь — вот он я, смотрите — на все готовое! Герой-каторжанин. Гол, как сокол.

Её последние слова напомнили, что я и правда — гол в прямом смысле. Я глянул вниз на скукоженую пародию моего мужского достоинства и сполз с кровати на колени.

Опустив голову, стал яростно целовать жестковатые пряди внизу ее круглого живота. Почему-то припомнились слова Ди о волосах прилипших к куску мыла. Подумаешь! Разве мыло может что-то испачкать?

— Ты хоть что-нибудь нормально можешь сделать? Хоть раз в жизни? Да не дави же ты так! Ниже. Ещё чуть ниже. Медленней. Ну же! Вот так! Да нет же, идиот! Вверх-вниз. Ди забарабанила меня по голове кулаками:

— Вверх-вниз! Вверх-вниз…Понимаешь? Как лопатой для снега. Широко. Мягче. Да. Тут. Да. Не вздумай остановится.

Как только она это сказала, я понял, что язык уже устал и сейчас просто онемеет как мои бледные худые ноги на просчёте в лагере. По подбородку липко ползет слюна. Но это ведь мой последний шанс. Когда же она уже отстанет от меня? Когда же вы все от меня отстанете?

— Да. Да. Скотина. Да. Сволочь.

Да. Да!

Ебанная ты проблядь!!! Еще. Уничтожу если остановишься сейчас!

Да. Даааддддаа… сука.

Ди отпихнула меня пятками в челюсть и сжала свои красивые коленки.

Довольный проделанной воспитательной работой, я отвалился на подушки и стал наблюдать, слегка строя глазки — вона как мы можем. Богатыри!

Ди потянулась в постели, как сытая кошка.

— Спасибо, Кирюха! Спасибо, милый! Я подхватил шутку:

— Да что вы, девушка, я не Кирюха, Мефодий я Фессалоникийский.

— Киборг ты македонский.

От Ди снова повеяло холодом.

— Кирилл это мой мужчина. Настоящий мужчина. Любимый мужчина, понимаешь? К кому ты думаешь я бегаю в интернет-кафе?

Я быстро вспомнил как однажды столкнулся с Ди в интернет-кафе у её дома и как немедленно она меня оттуда выдворила. Вон оно в чем дело! И этот мозгляк — компьютерно-продвинутый монстр, неряшливый служащий кафе — её мужчина? Ее Кирюха? Да что же в нем такого? Хотя… Хотя он все знает про интернет, а вот я… Я вообще, кажется, ни хрена ни о чем тут не знаю. И мало что тут, на воле — понимаю.

— Этот турсук закормленный в интернет-кафе и есть твой мужчина?

— Сам ты барсук. Почту я там проверяю. В кафе. Яхуу-уу-мэйл. На парижском канале рекламу гоняли тогда — «Яхууууу!»

Во Франции он остался. Кирюшка мой. Мальчик. В иностранном легионе служит, между прочим. Сильный. Крепкий. Высокий. Все мои капризы терпит. Не то что ты. Бывший десантник. ВДВ!

Мы с ним однажды, второго августа, нагрузились и орали на Елисейских полях: «ВДВ! ВДВ! Дядя Вася!» Этот лозунг Ди выкрикнула настолько громко, что сама испугалась, и накинув халат на прекраснейшую из задниц известных человечеству — пошаркала проверять, не проснулся ли Алиненочек.

Наша кровать неожиданно завертелась как тренажёр для лётчиков-космонавтов. Сквозь пелену я слушал её исполненные нежности истории о Кирилле. Воплощенном аполлоне, которого Ди вынуждена была покинуть из-за моральных обязательств перед мамой и дочкой. В отличии от некоторых она как раз была таки способна на подвиг в личностных делах. Я лежал выброшенной на берег сардиной и, кажется, начинал уже смердеть. Как мне реагировать на её историйки?

Устроить сцену ревности, цунами коей я испытывал сейчас в каких-то прямо неимоверных пропорциях? Снова опуститься на колени и слюняво вылизать ей трехдневную небритость между ног?

В конце концов, я решил принять в семью этого легионера Кирилла, нагло ввалившегося в нашу постель со своими потными солдатскими подмышками и стилизованной наколкой парашюта на загорелом атлетическом плече.

До Франции далеко. А я — киборг македонский и барсук фессалоникийский — вот он — рядышком. У меня есть преимущества. Довольно таки осязаемые. А ты — Кирилл — просто прыгающие буковки в яхумэйл. Яхуу!

Дальше видно будет, как карта ляжет. Нам бы, братцы сами знаете, до Москвы бы прорваться. А там уже совсем рукой подать.

* * *

Волевое решение развязало мне руки. Приняв ипостась немного завистливой лучшей подруги Ди, я долго ещё слушал о подвигах венценосного меченосца Кирилла и благоговейно поддакивал. Да. Бывают же такие мужики. Настоящие. Не то что нынешнее племя метрокиборгов и альфонсов.