Бегом на шпильках

Несмотря на страстность речи, произносит ее Бабс практически шепотом. Это все равно как если б на тебя очень тихо поливали нечистоты из сточной канавы. Я пристально смотрю на нее, с ужасом ожидая следующего потока.

— Ну? — шипит она. — Разве я не права?

Мне отчаянно хочется возразить ей. Пропахиваю себя в поисках храбрости. Где-то там, внутри должны же завяляться хоть какие-то остатки.

И говорю:

— Да, это правда, что я почувствовала себя… э-э… брошенной, когда ты вышла замуж, почувствовала, что осталась одна. Да, это правда: мне гораздо спокойнее, когда я вижу, что ты… — сглатываю, — … крупнее меня.

Делаю паузу — на тот случай, если Бабс вдруг ощутит потребность врезать мне еще раз. Но она этого не делает. Она просто сидит и слушает. Я вздрагиваю. Враждебность Бабс — это в сорок тысяч раз хуже враждебности кого-то еще. Если процитировать принцессу Диану (далеко не частая моя привычка): «Она — моя скала». И мало приятного, если эта скала вдруг рушится тебе на голову всей своей мощью.

— Это правда, я тебе уже говорила, я действительно ревновала к тому, что ты была влюблена, завидовала, что ты встретила подходящего парня. Но все остальное — неправда! — выпаливаю я. — Саймон, он… он… чудесный человек, но… он… не мой тип, и даже если бы и был моим, то я бы никогда, ни за что на свете! Я слишком уважаю тебя, Бабс, все уважаю: и то, что ты делаешь, и то, какая ты, и, и я никогда не считала тебя жир… такой, какой, по твоим словам, я тебя считаю. Ты — амазонка, и это тебе очень идет. Да, я… я знаю, мне бы это не пошло, но…

Я чуть было не добавляю, что воспринимаю ее как Чудо-Женщину[67] во плоти, но только, естественно, с более хорошим вкусом в одежде. К счастью, Бабс перебивает меня еще до того, как я успеваю это сказать и заработать очередную оплеуху.

— Да ты скорее умрешь, чем станешь такой, как я! — рычит она.

— Бабс, — шепчу я тихонько. — Я никогда не смогла бы предать тебя. И мне ужасно обидно, что ты думаешь так. Мне очень жаль, что я сделала тебе больно. Что бы там ни говорили Саймон или Франни, клянусь тебе: все не так!

Я замолкаю, сознавая, что слова прозвучали как ябедничество. Но все-таки не могу удержаться и добавляю:

— Когда она тебе все это сказала?

— Она звонила мне на мобильник в Прагу, — отвечает Бабс резко.

Ну вот вам, пожалуйста! Получается, я слишком корректная, по рукам и ногам скованная правилами этикета, чтобы звонить подруге на мобильник в ее выходной день и признаваться в непреднамеренном поцелуе с ее мужем. Зато Франни — та без зазрения совести влезает, куда ее не просят, топча своими плоскими, тупоносыми ножищами нежные розовые лепестки, и при этом ее еще и превозносят как героиню!

Кусаю губы.

— А что Саймон?

— Саймон? Саймон как раз собирался с духом все мне рассказать, когда позвонила Франни, — говорит Бабс таким кислым голосом, что в нем можно запросто мариновать лук.

— Но, — лопочу я, — Франни видела только то, что ей хотелось видеть! Разве Саймон не рассказал тебе, что произошло на самом деле?

— Ну и наглая же ты! — сердито рычит Бабс. — По-моему, сейчас ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, не так ли? Да-а, Сай пытался взять всю вину на себя. Еще бы он не пытался! Но только я не такая дура, Натали: в баре сам с собой взасос целоваться не будешь, а Франни видела то, что видела, и к тому же я слишком хорошо тебя знаю.

«Да нет, Барбара, похоже, ты меня далеко не так хорошо знаешь. Да, возможно, мне недостает уверенности, но я отнюдь не… пустышка. И не пропащая душонка. Есть проступки, которые я не совершу ни за что на свете, даже для того, чтобы удовлетворить свое ненасытное эго. А увести у своей лучшей подруги ее страшилище-мужика — как раз один из таких проступков».

Все это я думаю про себя, но сказать вслух у меня не хватает смелости.

Мой последний шанс.

— Но Энди? Почему ты не спросишь ег…

Бабс с силой лупит кулаком по столу.

— Почему тебе непременно хочется втянуть во все это Энди? — огрызается она. — Я не хочу вмешивать мою семью — я тебе об этом уже говорила! Что же до Энди, то я просто заехала поболтать с ним перед сном.

Я чувствую в ее словах отчетливое и незаслуженное неуважение к Энди, и, как это ни глупо, лицо мое меняется. Бабс немедленно ощетинивается.

— Что такое, Натали? Тебе мало моего мужа? Тебе еще и брата моего подавай? Мне наплевать, что там было между вами. Покончи с этим! Я хочу, чтобы он съехал от тебя. Мне насрать, что ты ему скажешь. А что до работы в кулинарии — можешь об этом и не мечтать! Ты позвонишь моей маме и скажешь, что передумала.

— Н-но…