Бегство

Я проснулся от негромкого разговора. Еле-еле различил два мерцающих силуэта, будто отражение в воде пошло рябью.

– Вот и заканчивается первый день, – тихо произнёс силуэт женским голосом. – Осталось тринадцать.

– Ещё тринадцать жизней, Котано, – мягко улыбнулся мужчина. – Каждое утро будет как воскрешение.

Он взял бокал с вином и потянулся к ней.

– Жаль, Номура, на пятнадцатый день его не будет, – она опустила глаза и пропустила это его движение. – А тринадцатый день станет Днём сомнений.

Он застыл. А потом, забыв сделать глоток, поставил бокал на стол.

Я приподнялся на татами. Сердце тревожно сжалось. Включил лампу-ночник. Они даже не повернулись. Каждый смотрел в свою сторону. Номура немного раскачивался в задумчивости. Глаза влюблённых были отрешёнными.

– Мы уехали, чтобы забыть, чтобы остаться наедине друг с другом.

– Мы остались наедине, Котано. И до конца наших жизней мы не увидим ни одной живой души. Разве не этого мы хотели?

– Я мечтала об этом. Но забыть не получится. Четырнадцать жизней? Или четырнадцать украденных у судьбы дней? Разве ты забыл, что заставило нас прятаться здесь, как тать в ночи? Неужели ты забыл о бесчестии? Ты?! Я могу забыть. Ты – нет.

Он усмехнулся.

– Потому что я женатый мужчина?

– Потому что ты мужчина. Мой мужчина. И я здесь с тобой.

Она повела плечами, как будто в комнате стало холодно. Номура встал, накрыл пледом её плечи, обнял сзади и поцеловал в бледную журавлиную шею. Котано вздрогнула и слегка улыбнулась. Тепло поцелуя вывело её из раздумий.

– Через четырнадцать дней мы сможем сбежать, – сказал Номура и стиснул зубы.

– Всю жизнь быть беглецами? Изгоями? Люди обвинят тебя в бесчестии. Даже твоя семья отречется от тебя. Ты не перенесёшь позора. Да и я люблю тебя таким, какой ты есть. Не надо идти на такие жертвы ради меня. Не бери тот камень, который не сможешь унести. Лучше умереть один раз, чем умирать каждый день. И не будет утром воскресения. А будет ожидание новой смерти – дни и ночи в позоре.

– Я рад, что ты понимаешь, – холодно сказал он. – Ты же в любой момент можешь уйти.

– Спасибо тебе за жестокость. Не могу, и ты это знаешь.

Номура словно опомнился, повернул любимую к себе и стал покрывать поцелуями. Котано отводила лицо в сторону, и тогда он схватил её за шею, не оставив выбора.

– Как жадно, – сказала она с придыханием.

– Пытаюсь успеть за две недели прожить с тобой полную жизнь, любить так, как будто всю жизнь любил…

Котано посмотрела на него. Её глаза потеплели.

– Ты и так всю жизнь будешь любить. И после мы будем вместе.

– Ты в это веришь?

– Во что мне ещё верить.

Котано сидела на подушке, и он встал на колени, чтобы их лица были близки. Её теплое дыхание закрыло его глаза. Она взяла Номуру за руку и долго-долго смотрела на него.

– Чего ты боишься? – спросил он.

– Я боюсь смотреть на часы. Боюсь тиканья стрелок. Боюсь времени. Его признаков – рассвета и заката. Боюсь тринадцатого дня, Дня сомнений, когда почти ничего не останется. А четырнадцатого дня не боюсь. После него или ничего, или всё.

– Не бойся. Мы ничего не потеряем…

– …потому что здесь ничего не имели – зачем жалеть о том, чего не могло быть… И я не права, мы не украли две недели, мы обманули судьбу, выторговали своё счастье, получили четырнадцать жизней.

Они застыли вместе: Номура на коленях у её ног; Котано в задумчивости гладила его по голове. Потом изображение снова пошло рябью, и комната опустела. Я обернулся – жена спала, словно ребёнок, свернувшись калачиком и тихонько посапывая.

И тут я отчётливо вспомнил её недавние слова: «Неужели ты не понимаешь, что мы на пороге развода».

***

Весь остаток ночи я провёл, глядя на жену. Она спала без одеяла, её волосы разметались по подушке. Я вспомнил вчерашний разговор и подумал, что осталось тринадцать дней.

Повернул её лицо к себе и поцеловал спящую.

– Это вместо доброго утра, – сонно произнесла она и обняла меня. – Давно ты так меня не будил.

– Помнишь, ты говорила о разводе.

Я почувствовал, как жена напряглась.

– Сейчас не самое лучшее время, когда мы не знаем, где наш сын.

– Я не о том. Лишь хотел сказать, что нам ничего не мешало: полюбили, поженились. Нам не угрожали ни болезни, ни ожидание скорой смерти, ни нищета. Нам есть где жить. Никто не запрещал нам жениться. Никто из нас не женат на ком-то другом…

– Ты спал этой ночью? – тревожно спросила она. – Мы вообще-то женаты друг на друге.

– Об этом я и говорю. Мы не крадём, не поступаем подло и бесчестно, нам повезло полюбить и пожениться.

– Повезло? – она чуть привстала. – Нам повезло уже как семь лет… Подло, бесчестно… Я от тебя таких слов раньше не слышала. У тебя появилась любовница?

Я застыл. Как бы тяжело ни было в последние годы брака, о таких вещах я даже не задумывался.

– Не отвечай. У тебя настолько изумлённое лицо, – улыбнулась жена.

– Я принесу тебе кофе. Там же есть кувшины и печь.

Жена кивнула. Я подошёл к двери и чуть не врезался в закрытую ширму. Комната изменилась, уменьшившись в пространстве.

Я в растерянности повернулся к жене.

– Этой двери вчера не было, – показала она на другую стену. – И окон стало больше.