Начиная с этого момента, Сергей утратил всякую возможность, как соображать, так и контролировать свои поступки. Его мозг умирал без кислорода. Все что еще уцелело в нем, так это одни лишь бессознательные природные рефлексы. Именно повинуясь этим самым рефлексам, юноша задергался, забился, словно пойманная в сеть рыба, замотал головой пытаясь скинуть с лица проклятый мешок. Но не тут-то было. Корна по-прежнему держали мертвой хваткой. Что касается мешка, то тот будто оказался пропитан не водой, а настоящим клеем, который успел намертво присохнуть к коже. Следующим звеном в цепи этих уже полностью бессознательных поступков стал огромный жадный вдох полной грудью.
Вода хлынула в глотку новгородца с такой силой, словно там сконцентрировался весь вакуум космоса. Она заклокотала в бронхах, закипела в легких, и вытолкнуть ее оттуда у Сергея не было ни возможности, ни сил. Хотя его тело и продолжало биться в судорожных конвульсиях, но мозг уже начинала покрывать плотная черная поволока. Как раз в этот момент молодой человек и почувствовал довольно сильный толчок, после которого возникло ощущение, что он падает в какую-то бездонную пропасть.
Корн лежал, погрузившись щекой в лужу собственной блевонины. Его и теперь продолжало рвать. Это была смесь из остатков пищи вперемешку с мутной водой. Первое проистекало из желудка, второе извергалось из легких. Чтобы пленный не захлебнулся этой зловонной жижей, нижнюю часть мешка заботливо подкатили, по-прежнему оставляя закрытыми нос и глаза. Оттереться от блевонины или выползти из отвратительной, порожденной им же самим лужи у Сергея не было ни малейшей возможности, поскольку он оставался все так же примотанным к проклятому стулу, который вместе с пленным просто перевернули на бок.
— Ну, как тебе купанье? Правда освежает? ― кто-то из мучителей новгородца понял, что юноша, наконец, очухался.
— Сволочь, ― прохрипел в ответ Корн и тут же выплеснул из себя новую порцию грязной мутной жидкости.
— Так… прекрасно. Продолжим прерванный разговор, ― к допросу вновь подключился капитан. Он сделал вид, что не расслышал ответа Сергея, а стало быть, и не понял, что воля последнего все еще не сломлена. ― Итак, на чем мы остановились? Ах да, кажется, на численности бойцов в твоем клане и на их вооружении. Если к этим двум вопросам добавить еще и некоторые сведенья по охране и обороне поселка, то это будет полный перечень того, что нам хотелось бы узнать. Как видишь, всего три небольших пункта. Ответишь на них и все, мы оставим тебя в покое.
«Оставим в покое» ― от этих слов Корну так и захотелось расхохотаться. И бывший жестянщик определенно так бы и поступил, кабы на это у него оставались силы. «Оставить в покое» в интерпретации мерзких Ахмедовских шавок означало лишь одно, а именно тихо, без суеты, перерезать ему глотку. По-другому быть просто не могло, ведь Ахмед-Хан никогда и ни за что не прощал своих кровных врагов. Сергей прекрасно осознавал это, а потому собрав, в кулак все свое мужество, проклокотал сдавленным в спазме горлом:
— Пошли в жопу, шакалы позорные!
— Неправильный ответ, ― горестно вздохнул капитан и тут же приказал: ― Сержант, еще канистру!
Дальше все пошло по уже хорошо знакомой, отработанной схеме: Корну опять натянули мешок на все лицо, перевернули на спину и запрокинули голову. Слушая тот легкий скрежет, с которым отвинчивалась крышка второй, только что принесенной канистры, Сергей твердо решил: теперь никакого сопротивления. Теперь специально одним вдохом втяну в себя всю воду, какую только смогу. Так будет лучше. Так все закончится очень быстро.
Как не дико это выглядело, но принятое решение даже на какой-то миг подняло юноше настроение. Он злорадно улыбнулся, представив, как взбесится Ахмед, когда узнает, что упрямый жестянщик так ничего и не рассказал, да к тому же умер быстро, не предоставив своим мучителям возможности насладиться его страданиями. Да, это правильно… очень правильно, ― еще раз сказал себе Сергей и даже приоткрыл рот, дабы не потерять ни одной смертоносной капли.
Мужественный юноша непременно все сделал бы именно так, как и задумал, однако в тот самый миг, когда по его лицу потекла первая порция такой желанной убийственной влаги, из того, внешнего, скрытого мокрым мешком мира пришли какие-то странные звуки. Сперва это был шум, возня и топот, вслед за которыми очень знакомый женский голос отчаянно завопил:
— Все! Хватит уже измываться над человеком! Отпустите его! Я вам говорю, отморозки конченные!
Глава 20