Бегство из пламени огня

Крест — это развязка. В любом драматическом произведении развязке предшествует экспозиция (расстановка персонажей и обстоятельств) и развертывание фабульного действия. Именно эту роль выполняет Ветхий Завет, который может показаться нам сильно затянутой драмой. Библейское повествование начинается с сотворения совершенного мира. Но вскоре события приобретают худой оборот. В Быт. 3–11 мы видим беды, наваливающиеся на человечество, как снежный ком: змей обольщает Адама и Еву; Каин убивает своего брата

Авеля; нечестивый мир гибнет в водах потопа; но тут же появляется другой нечестивый мир с его Вавилонской башней.

После всей этой смертельной кутерьмы следует рассказ об очередном, более активном вмешательстве Бога в человеческую историю во времена Авраама (Быт. 12). Однако грехопадение имело столь катастрофические последствия, что даже родственники Авраама «служили другим богам»[138]. Дела были совсем плохи. Все, о чем узнали наши прародители в Едемском саду, до Авраама дошло уже в совершенно искаженном, исковерканном виде. Слишком долго Бог не вмешивался в происходящее.

Но если ради окончательной победы Божьей любви Бог был готов терпеливо ждать, пока мир не придет в столь плачевное состояние, то тем более Он не пожалеет времени на то, чтобы неутомимо, шаг за шагом, привести Свой народ обратно в Свое лоно. Уважающий чужую свободу, Бог не станет подгонять Своих детей, чтобы они росли быстрее, чем это возможно. Их нужно склонять на Свою сторону; они должны обрести способность видеть и делать выбор в пользу следующего шага в направлении добра.

И вот здесь–то моя жизнь в Шотландии помогла мне открыть глаза. Я родом с американского Запада, где перемены — обычное дело, а установившихся традиций по пальцам пересчитать. Я оказался не готов к сопротивлению переменам, с которыми мы столкнулись в Шотландии. «У нас здесь так не делают», — такова была стандартная реакция на все новое и незнакомое. Мы были гости в этой чудесной стране, и навязывать свое нам было не к лицу. Даже наши самые несмелые попытки привнести какие–то перемены могли легко усугубить и без того настороженное к нам отношение.

Меня вдруг осенило: если я хочу убедить шотландцев в необходимости каких–то перемен, я должен набраться терпения в поисках общего с ними языка, продвигаясь вперед осторожно, шаг за шагом. Затем я начал применять тот же принцип в отношении Ветхого Завета. Разве свободолюбивый Бог не должен был быть столь же терпеливым с ветхозаветными святыми, как Он терпелив с шотландцами? Короче говоря, жизнь в Шотландии помогла мне воспринять концепцию «радикальной Божественной приспособляемости или, по–другому, «снисхождения», «адаптации», «контекстуализации». Все эти понятия означают примерно одно и то же: Бог разговаривает с людьми на одном с ними языке. Он спешит донести до нас Благую весть, но Ему нужно проявлять терпение, если Он хочет завоевать людские сердца.

Жизнь в Шотландии убедила меня в том, что Бог Ветхого Завета был очень терпеливым Богом, тем же самым Богом, Которого мы видим в Иисусе. Он многим рисковал, снисходя до уровня людей. Но Бог любви готов пойти на подобный риск. И это радует!

Переходим к Елене Уайт

В том, что касается Елены Уайт, концепция кажущегося отсутствия сатаны в Ветхом Завете важна для восприятия ее трудов по двум причинам. Первую я уже подчеркивал, и неоднократно: это Божье терпение. Смысл ее трудов сплошь и рядом искажают, ими злоупотребляют, и нам, безусловно, не постичь истину, если мы не оставим Богу право быть терпеливым и к Елене Уайт тоже. Надеюсь, мои слова не будут восприняты как попытка ее принизить, особенно теми, кто почитает ее как высший авторитет в адвентизме. Но если мы стремимся понять Библию в контексте того времени, когда она была написана, то разве не должны мы поступать так же и с трудами Елены Уайт, рассматривая их через призму ее эпохи? Если, как она писала в 1888 году, «истина для настоящего времени» могла претерпеть такие перемены всего лишь за двадцать лет[139], разве не стоит обозреть свежим взглядом ее жизнь и ее труды спустя девяносто лет после ее смерти? Думаю, что стоит.