Бегство охотника

Рамон порылся в подлеске в поисках необходимого материала — гибкой лозы; нескольких длинных палок, достаточно высохших, чтобы ломаться, но не слишком, чтобы они прежде прогнулись немного; местного эквивалента орехов, клейких стеблей, пахших медом и изюмом для наживки. К раздражению своему, он обнаружил, что в кровь изодрал пальцы; этот чертов сироп, в котором его искупали инопланетяне, растворил мозоли и на руках, и теперь пальцы ни черта не годились для настоящей работы. Все это время Маннек молча наблюдал за ним. Рамон обнаружил, что подробно объясняет все свои действия. Надо признаться, безмолвное внимание чудища изрядно действовало ему на нервы. Изготовив силки, Рамон отвел Маннека в сторону, в кусты подождать, пока какой-нибудь ничего не подозревающий зверек угодит в расставленную на него ловушку. Вряд ли это заняло бы много времени: животные в этой глуши наивны, ловушки им незнакомы, поскольку до сих пор люди здесь на них не охотились. Тем не менее Рамон решил тянуть время по возможности дольше, прежде чем проверять силки.

Они спрятались в ветвях. Маннек наблюдал за ним с тем, что больше всего напоминало любопытство, иногда переходившим в нетерпение; впрочем, вполне возможно, это было проявлением эмоций, о которых Рамон не имел ни малейшего представления, равно как не знал их названий.

— Существо-пища придет к тебе, чтобы прекратить существовать? — поинтересовался Маннек с чем-то, похожим на сожаление.

— Не придет, если ты, мать твою, будешь шуметь, — прошипел в ответ Рамон. — Нужно, чтобы он не знал о том, что мы здесь.

— Он не знает? Это нитудои?

— Я не знаю, что это значит, — сказал Рамон.

— Интересно, — произнес Маннек. — Ты понимаешь предназначение и убийство, но не нитудои. Ты раздражающее существо.

— Мне это уже говорили, — хмыкнул Рамон.

— При каких обстоятельствах ты убиваешь?

— Я?

Маннек молчал. Рамон испытал приступ раздражения к существу, мешающему охоте, но тут же напомнил себе, что сам собирался тянуть время. Он вздохнул. Люди убивают по самым разными причинам. Если кто-то собирается убить тебя, ты убиваешь их первым. Или если кто-то трахает твою жену. Или иногда люди настолько бедны, что им приходится грабить других, отнимать деньги силой. Это довольно далеко может зайти. Или кто-то объявляет войну, тогда солдаты идут и убивают друг друга. Или иногда… Иногда ты просто попадаешь не в тот бар и ведешь себя там как cabron,[10] а какой-нибудь ублюдок, услышав это, убивает тебя.

На мгновение он снова оказался в «Эль рей». Он не помнил точно, что именно сказал тогда европеец, с чего все началось. Подробности представлялись ему как сквозь туман, словно это происходило в полузабытом сне. Играл музыкальный автомат, его стальные шарики колотились о шпеньки барабана. И там была женщина с прямыми черными волосами. Значит, дело не в том, сказал тот тип что-нибудь Рамону или не сказал. Этот pendejo не нравился никому. Все с радостью надрали бы ему задницу, просто так вышло, что это сделал Рамон.

Почему ты его убил?

Рамон вздрогнул. Немигающий взгляд Маннека, казалось, смотрит прямо ему в душу, словно вся истина и вся ложь долгой, безрадостной жизни Рамона были написаны у него на лице. Он испытал внезапный приступ стыда.

— Ты объявил войну существу-пище, — пояснил Маннек, и внезапное чувство вины разом прошло. Маннек понимал его не лучше, чем собака — выпуск новостей. Ему стоило значительных усилий удержаться от смеха.

— Нет, — сказал Рамон. — Это просто животное. Мне необходима пища. Оно и есть пища. Это не убийство, это всего лишь охота.

— Существо-пища не убивается?

— Ну ладно. Слушай. Ты убиваешь животных, чтобы съесть их, когда тебе нужна пища, — объяснил Рамон. — И еще, если они трахают твою жену, — добавил он, не удержавшись.

— Я понимаю, — произнес инопланетянин и погрузился в молчание.

Они подождали, пока солнце не поднялось в идеально чистом голубом небе совсем уже высоко. Маннек съел немного своего ойха, который оказался коричневой пастой консистенции патоки с резким уксусным запахом. Рамон чесал шею в том месте, где в его плоть входил сахаил, и старался не обращать внимания на пустоту в желудке. Голод, однако, давал о себе знать все сильнее, так что, несмотря на благие намерения затягивать все насколько возможно, не прошло и двух часов, как он встал и пошел проверить добычу. В силки попались два кузнечика — очень похожие на своих земных аналогов, только теплокровные и вскармливающие потомство из сосков в швах панциря, и одна гордита — пушистое пухлое земноводное, называемое колонистами «маленьким жирным спутником Богородицы». Гордита погибла в мучениях, искусав себя до крови так, что ее шерсть почти сплошь потемнела. Маннек с интересом наблюдал за тем, как Рамон вынимает зверьков из петель.

— Трудно представить, что это имеет отношение к пище, — заметил он. — Почему эти существа задушились ради тебя? Это их таткройд?